P.S. Я тебя ненавижу!

Она засуетилась. Совершила массу ненужных, лишних движений. Сбила расставленные в идеальном порядке Машкины ботинки, с третьего раза только повесила свою куртку без крючка, ошалела в ванной, увидев четыре типа жидкого мыла. Четыре! Они, как цари, в трех водах моются? Нет, не как цари. Как боги! Для них специально — четвертый раствор.

Минаева, как тот заяц в мультике про Винни Пуха, сидела за столом выпрямившись и тридцать три раза пережевывала каждую ложку супа.

— Дружба это когда один человек дополняет другого, — заговорила она, словно и не было этого перерыва в беседе. — Когда кому-то чего-то не хватает.

— Почему это не хватает? — удивилась Эля.

Ей с Алкой просто было хорошо. К тому же имена были похожи — не это ли объясняло их дружбу?

— Дружба — это дружба. Она всем необходима. Как это — жить и ни с кем не общаться?

— Мне и одной не скучно, — как приговор вынесла Минаева. — Я люблю наблюдать со стороны, а не участвовать. Со стороны всегда лучше видно. Всегда есть возможность узнать больше, чем тебе пытаются сказать или показать. Наблюдающий всегда имеет фору — больше знает. Тот, кто знает, всегда выигрывает.

Эля быстро ела суп, не чувствуя его вкуса. Хотелось спорить, переубеждать. Не хватало аргументов.

— Что ты делаешь дома? Уроки?

— Уроки, — Минаева была сурова. — Готовлюсь к новым темам.

— Но ведь все это можно сделать за пару часов! Что потом?

Эля искренне не понимала этой сдержанности. Может, Машку кто заморозил? Может, она выпила замораживающего напитка?

Кусочек холодца соскользнул с тарелки и шмякнулся на стол. Эля быстро подобрала его руками, отправила в рот. Минаева даже бровью не повела. Смотрела в окно. Жевала. В окне деревья, детская площадка и соседний дом. С такими же невыразительными окнами. Сколько лет уже все это было, а Машка смотрела. Каждый день.

— Если все делать грамотно, то это занимает больше времени, — вдруг произнесла она, опуская вилку на пустую тарелку.

Эля никак не могла свыкнуться с тем, что отвечает Минаева не сразу, выдерживая паузу.

— Как же общение? Ну, потрепаться, погулять, в гости сходить? — не сдавалась Эля

— Зачем?

Машка стояла с чайником в руке. Перед ней на столе — одна чашка. Неразрешимая задача — никто никогда не приходил к ней в гости и теперь ей не хватает посуды?

— Ничего, если я тебе в стакан налью? — вышла она из ситуации. — У нас всего две чашки, моя и мамина. А еще есть стакан.

Вот ведь как угадала!

— Да хоть в кружку.

От происходящего кругом шла голова. Это было что-то невозможное. Жуткое. Но не страшное. Правильное слово — смешное.

— Дружба всегда строится на какой-то выгоде, — выдержав очередную паузу, проговорила Машка.

На столе появилась маленькая пачка печенья «Юбилейное». Эля еле сдержала вздох. Мама всегда покупала тортики, пряники, вкусняшки всякие — угощениями к чаю можно было наесться на неделю вперед. А здесь печенье. Интересно, сколько дадут? Одну штучку или две?

Минаева разорвала упаковку и по-честному поделила печенье пополам. Откусила кусочек, не уронив ни крошки. Чудо!

— Мне ни от кого ничего не нужно. Мне нравится то, что есть.

Эля с трудом восстановила в памяти предыдущую реплику.

— А если грустно?

— Я иду на улицу бегать, и грусть проходит.

Ага! Значит, грустно все-таки бывает. Уже хорошо, хоть какая-то человеческая эмоция.

Маша пила чай и смотрела в окно. Дом, деревья. Что она там выискивает? Ждет, когда пролетит птица?

— Я знаю, что может быть нужно от меня, — продолжила Минаева, — все хотят списать, узнать правильный ответ. Помнишь, как вы разозлились во втором классе, когда я Когтеву не дала иголку на уроке труда.

— Ну да…

Словарный запас стремительно уменьшался, мысли сворачивались в одну точку.

— Вы еще собрание устроили, говорили о моей жадности.

Минаева улыбнулась. Ничего, получается у нее улыбаться, даже на человека становится похожа. Вот только слова она говорила какие-то не человеческие.

— А я не обязана была ему ничего давать. Не готов к уроку — его проблема, а не моя жадность.

Ничего себе логика! Элю передернуло от такого перескока.

— Вот тогда я и решила, что никому ничего не должна, — завершила свою речь Минаева. — Пускай мне все будут должны.

— Но ведь ты общаешься на переменах…

— Почему я не должна общаться? Мне говорят, я отвечаю. Я же говорю, интересней на все смотреть со стороны. Вы все очень похожи и совершаете одни и те же поступки.

— Какие поступки?

— Предаете.

— Кого это я предала? — снова обиделась Эля.

— Все кого-то предают, — равнодушно ответила Минаева.

Печенье кончилось, и чай кончился.

Эля теперь тоже смотрела в окно и думала, что ей нужно от Алки. Чтобы она признала свою неправоту, чтобы все стало, как раньше. Например, как год назад. Потому что за этот долгий год Алка, действительно, предала. А Эля… Никого она не предавала. Остальные, да, обманывают. Она же постоянно делала так, чтобы было лучше.

Машка продолжала вещать дурным голосом злой пророчицы:

— Видно ведь, что ты злишься. С Максимихина глаз не сводишь. Он от этого постоянно на месте ерзает. Дронова начинает заводиться. Она считает, что ты в Максимихина влюблена. Боится, что уведешь.