Ни один из них не принадлежал к настоящей бюрократии. Князь Васильчиков, крупный землевладелец и новгородский предводитель дворянства, был избран членом Государственного совета и не имел связи с официальным миром, кроме вице-президентства в Красном Кресте, который находился под непосредственным покровительством вдовствующей императрицы. Мой брат, который сделал блестящую карьеру в университете, несколько ранее был назначен на пост товарища министра народного просвещения. Князь Васильчиков и мой брат пользовались репутацией умеренных либералов и симпатизировали октябристам. Столыпин рассматривал эти назначения как временные, так как, несмотря на неудачу в проведении своего плана, он все же не терял надежды образовать коалиционный кабинет и намеревался снова попытаться сделать это после открытия Второй думы.
Какова была причина неудачи Столыпина?
Нужно с самого начала отметить, что «ошибка» Столыпина, так же как и моя, заключалась в том, что мы оба пытались создать коалиционный кабинет вместо кабинета чисто кадетского, мысль о котором пришла в голову – mirabile dictu![24] – генералу Трепову.
Часто до последнего времени я задумывался над этим вопросом и всегда приходил к одному и тому же заключению, что я и Столыпин были правы. Не нужно забывать, что в этот период, который мы рассматривали, даже кабинет, возглавляемый Столыпиным, но с участием элементов, не являющихся строго бюрократическими, казался новшеством, опасным для императора, который согласился на это с большим неудовольствием.
Тем не менее создание такого кабинета означало бы большой шаг вперед и открыло бы дорогу к дальнейшим мероприятиям для создания конституционного кабинета, в то время как немедленное создание кадетского кабинета, напротив, привело бы, несомненно, к конфликту между верховной властью и новым правительством, которое потребовало бы с самого начала проведения радикальных реформ, на что император никогда не дал бы согласия.
Отказывая в своем сотрудничестве Столыпину, умеренные либералы вроде князя Львова, графа Гейдена и других делали серьезную ошибку и показывали, насколько несовершенны еще политические партии в России, подчиняющиеся влиянию преходящих страстей. Действительной причиной их отказа было то, что роспуск Думы вызвал во всех либеральных кругах, даже в самых умеренных, чувство раздражения, и, следовательно, все приглашаемые лица боялись потерять свой престиж и свое влияние в стране в случае, если бы они вошли теперь же в правительство.
Столыпин вполне отдавал себе в этом отчет и был вынужден отложить осуществление своего плана до момента открытия Второй думы, когда успокоятся политические страсти и общественное мнение признает лояльность намерений первого министра.
К этому времени относится весьма любопытный эпизод попытки генерала Трепова образовать чисто кадетский кабинет.
Прежде чем рассказывать об этом эпизоде, я должен предупредить, что мой рассказ может быть ошибочен в деталях, так как они мне не вполне известны.
Милюков и те из его друзей, которые сносились с генералом Треповым, могли бы исправить эти неточности, и я заранее принимаю их поправки, но по основным вопросам этого дела я в настоящее время являюсь единственным человеком, который может дать свое свидетельство.
Я повторяю, как говорил ранее, что перед роспуском Думы не было других ответственных переговоров по вопросу об образовании коалиционного кабинета, кроме тех, которые были поручены императором мне и Столыпину и которые были внезапно прерваны выступлением Горемыкина.
Теперь установлено, что генерал Трепов начал переговоры об образовании кадетского министерства в последних числах июня.
Точно так же установлено, что накануне того самого дня, когда был опубликован указ о роспуске Думы, кадеты, уверенные в своем успехе, занялись распределением министерских портфелей между собой.
Эти факты, которые не были известны ни мне, ни Столыпину, может быть, действительно имели место, но нужно отметить, что генерал Трепов начал переговоры с кадетами не только без согласия, но и без предварительного уведомления императора.
С другой стороны, за неделю до роспуска Думы Столыпин был поражен, узнав из секретных источников и из уст императора, что дворцовый комендант заявил себя сторонником образования кадетского министерства и что он вел по этому вопросу переговоры с Милюковым и другими членами его партии.