Председатель Совета министров – Муромцев
министр внутренних дел – Милюков или Петрункевич
министр юстиции – Набоков или Кузьмин-Караваев
министр иностранных дел – Милюков или А. П. Извольский
министр финансов – Герценштейн
министр земледелия – H. H. Львов
государственный контролер – Д. H. Шипов
министры военный, морской, двора – «по усмотрению его величества».
Характерным образом, имен обоих главных заговорщиков против Думы, Коковцова и Столыпина, в этом списке не было, и это, конечно, должно было укрепить их отрицательное отношение к предприятию Трепова. Список был почти «кадетский». <…>
После того как царь выдал Коковцову тайну Трепова, то есть после 15–20 июня, интрига против Думы пошла вперед полным ходом. Только что вернувшись с царского доклада, Коковцов получил визит брата Д. Ф. Трепова, Александра, который уже вел эту борьбу против братней политики. Он приехал «прямо от Горемыкина», который не внял его тревоге и только повторял своим усталым тоном: «Все это чепуха». Со Столыпиным Горемыкин «не решался говорить», так как, чего доброго, тот сам «участвовал» в треповской комбинации. А. Ф. Трепов умолял Коковцова «открыть глаза государю на катастрофическую опасность затеи» этого «безумца», его брата. Он не знал, конечно, что это почти уже сделано. Такую же роль, по воспоминаниям ген. Мосолова, играл и другой брат Д. Ф. Трепова, Владимир. Прошло четыре дня, и тот же А. Ф. Трепов приехал вторично к Коковцову, совершенно успокоенный. «Брат (Д. Ф.) вызвал его в Петергоф, был очень мрачен» и сказал ему, что «от окружения Столыпина он слышал, что вся [его] комбинация канула в вечность, так как все более назревает роспуск Думы». Если отсчитать четыре дня со времени доклада Коковцова у царя, то этот поворот падает на 19–24 июня. Запомним эти даты: они окажутся историческими.
Д. Ф. Трепов, однако, несмотря на дурные вести из лагеря победителей, все-таки не складывал оружия. Он дал агентству Рейтера в эти самые дни интервью, которое было опубликовано в Лондоне и вызвало мой ответ в «Речи» 27 июня7, отчасти приведенный выше. Он утверждал в нем категорически – и вполне справедливо, – что «ни коалиционное министерство, ни министерство, организованное вне Думы, не дадут стране успокоения». Необходимо образовать министерство «из кадетов, потому что они – сильнейшая партия в Думе». Он признавал, что кадеты «дают свободу действий трудовикам, чтобы напугать правительство близостью революционной опасности»; но этот союз «будет разорван, когда центр будет призван к власти». Положение было, конечно, сложнее, чем здесь представлено. И Трепов соглашался, что министерство к.-д. сопряжено с большим риском. Однако положение страны таково, что на этот риск надо идти. Как он говорил мне на свидании, когда дом горит, приходится прыгать и из пятого этажа. Этот «дилетант» был, очевидно, дальновиднее официальных политиков. «Только тогда, – продолжало интервью, если и это средство не поможет, придется обратиться к крайним средствам». Противники Трепова разумели под ними диктатуру самого Трепова, утверждая, что и кадетское министерство он задумал как подготовительный маневр. Так казалось невероятно «безумно» этим людям, что о министерстве к.-д. можно вообще говорить серьезно. Из дальнейшего поведения и Трепова, и Фредерикса видно, что они говорили и думали об этом очень серьезно. <…>
Вся эта картина положения, как она рисуется теперь, была мне неизвестна, когда я получил «по поручению государя» приглашение Столыпина. Не помню точной даты, но, очевидно, это свидание произошло в те же «четыре дня», когда решался вопрос о судьбе треповского списка (19–24 июня). Не позже 24-го вопрос для Столыпина был уже решен, и, как увидим, он уже приступил к подготовительным действиям. И беседа со мной преследовала единственную цель – найти в объяснениях, которые он мог предвидеть, новое доказательство правильности его тактики.