П. А. Столыпин

Государственная деятельность П. А. Столыпина оправдала наши предположения и ожидания. При осуществлении избранного им курса П. А. Столыпин проявил властный характер, сильную волю и незаурядное мужество. Эти свойства помогли ему в скором времени подавить проявления революционного движения и водворить в стране внешний порядок, причем в своей деятельности, особенно в первое время, П. А. Столыпин встретил поддержку со стороны многочисленных представителей привилегированных, имущественных классов, которые, сочувствуя ранее освободительному движению, были затем испуганы проявившимся революционным настроением, угрожавшим их материальным интересам. Но политика П. А. Столыпина не создала и по своему характеру не могла создать столь необходимых стране действительного внутреннего умиротворения и единения государственной власти с населением, основанного на взаимном доверии; она еще более углубила пропасть, разделявшую правительство с обществом и народом. Политическое понимание П. А. Столыпина определялось преимущественно сословными, бюрократическими традициями, и он явился, может быть не отдавая себе сам ясного отчета, проводником пожеланий и постановлений Союза объединенного дворянства³, что наглядно и с полной убедительностью было доказано М. М. Ковалевским в статьях, помещенных в «Вестнике Европы» в 1913 году. П. А. Столыпин отрицательно относился к изменению нашего государственного строя на основаниях, возвещенных Манифестом 17 октября, и вся его деятельность была направлена к сохранению бюрократического абсолютизма в государственном управлении. В правительственной декларации, прочитанной П. А. Столыпиным 6 марта 1907 г. в Государственной думе 2-го созыва, указывалось на необходимость связать все отдельные правительственные предположения одной общей мыслью, которая должна иметь целью создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, и затем говорилось, что «преобразованное по воле монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое»; но в декларации правительства, сделанной 16 ноября того же года пред Государственной думой 3-го созыва, наш новый государственный строй уже не назывался правовым, а устанавливалось положение, что «Строй, в котором мы живем, – это строй представительный, дарованный самодержавным монархом и, следовательно, обязательный для всех его верноподданных», и далее в декларации было пояснено, что «нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужестранный цветок». Исходя из такой характеристики нового строя, П. А. Столыпин в новых представительных учреждениях видел лишь придаток к старому строю, придаток, с которым он, как «верноподданный», был готов примириться формально, но никогда не был согласен признавать присущие этим учреждениям права и положение в правовом государстве. Такое отношение к новым представительным учреждениям было особенно резко проявлено П. А. Столыпиным при проведении большого числа законодательных мероприятий в порядке ст<атьи> 87 Основных законов. С начала августа 1906 года по 20 февраля 1907 года, т. е. ко времени открытия Государственной думы второго созыва, в порядке законодательства, вызываемого «чрезвычайными» обстоятельствами, было утверждено 59 постановлений[29]. Из числа этих постановлений только пять могли бы быть обусловлены чрезвычайными обстоятельствами революционного времени, а именно: 1) об учреждении военно-полевых судов; 2) об усилении ответственности за распространение среди войск противоправительственных учений и суждений; 3) о мерах предупреждения побегов арестантов; 4) о дополнении постановлений устава о воинской повинности и 5) об установлении уголовной ответственности за восхваление преступных деяний, – но из этой группы законодательных мер последние четыре были отклонены впоследствии Г<осударственной> думой, а первое постановление, о военно-полевых судах, самим правительством не было внесено в Г<осударственную> думу в течение 2 месяцев со дня открытия ее занятий и потому утратило свою силу. Издание остальных 54 постановлений никак не может быть оправдано наличием «чрезвычайных обстоятельств». Бо́льшая часть из них касается таких вопросов, как, например: о переименовании должностей военных губернаторов Акмолинской и Семипалатинской областей в должности акмолинского и семипалатинского губернаторов (постановление 11 августа 1906 г.) или о рыболовстве в Закаспийской области – постановление, состоявшееся 19 февраля 1907 г., т. е. накануне открытия сессии Гос<ударственной> думы. Вторую группу мероприятий в порядке 87-й статьи составляют постановления, проведенные, по-видимому, с целью, как говорил П. А. Столыпин князю Г. Е. Львову и мне, привлечь на сторону правительства различные группы населения. К этой категории могут быть отнесены постановления: об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей, о порядке образования и действия старообрядческих и сектантских обществ, об обеспечении нормального отдыха служащих в торговых заведениях, а также и в ремесленных, и т. п. Постановления этого рода, несомненно, не могли быть поставлены в зависимость от чрезвычайных обстоятельств. Наконец, к последней группе чрезвычайного законодательства должны быть отнесены постановления, касающиеся крестьянского землевладения и землеустройства, среди которых первое место занимает указ 9 ноября 1906 г., наименованный указом о дополнении некоторых постановлений, касающихся крестьянского землевладения и землепользования, но, в сущности, направленный к разрушению общинного землевладения. Оставляя в стороне вопрос о преимуществах и недостатках общинного строя, нельзя не принять во внимание, что сельская община являлась многовековой основой сельского быта в большей части страны, и нельзя не признать, что разрушение этой основы уклада всей сельской жизни никоим образом не могло быть обусловлено «чрезвычайными обстоятельствами», не допускающими отлагательства, и проведено в порядке ст. 87. Все чрезвычайное законодательство, проводимое с такой настойчивостью П. А. Столыпиным, как между Г<осударственными> думами 1-го и 2-го созывов, так и между Г<осударственными> думами 2-го и 3-го созывов, определенно свидетельствовало о его неуважении к правам законодательных учреждений и о его желании навязывать им свою волю, поставляя их пред совершившимися уже фактами. Такое отношение П. А. Столыпина получило особенно резкое выражение при проведении им в 1911 году в порядке ст<атьи> 87 во время перерыва на рождественские праздники заседаний законодательных палат закона о введении земских учреждений в Юго-Западном крае⁴, встретившего возражения со стороны Гос<ударственного> совета. Насколько П. А. Столыпин при усвоенной им точке зрения игнорировал принципиальную сторону вопроса и основные права представительных учреждений, видно особенно ясно из того, что когда представители фракции октябристов выразили ему свое возмущение его образом действий, то он был крайне удивлен их недовольством, так как закон был проведен в порядке ст<атьи> 87 в редакции Г<осударственной> думы, и П. А. Столыпину казалось, что Г<осударственная> дума должна была быть ему за то признательной.