Перелом в установках Столыпина, потерявшего надежду на возможность работы со 2-й Думой, произошел, видимо, после бурного обсуждения 10 мая, посвященного аграрному вопросу. Премьер готов был даже признать «в виде исключения» возможность принципа принудительного отчуждения частной земли, тем не менее он окончательно убедился в категорическом неприятии правительственной аграрной реформы не только трудовиками и социал-демократами, но и кадетами. Программную речь «об устройстве быта крестьян и о праве собственности» Столыпин завершил словами, ставшими сразу знаменитыми. «Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа, – отмечал Столыпин, апеллируя к своему прежнему опыту. – Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия! (
3 июня 1907 года был издан Манифест о роспуске 2-й Думы, и одновременно царь утвердил новое Положение о выборах – существенно измененный избирательный закон. Столыпин был главным идеологом и организатором такого способа «разрубить» политическую проблему. Власти невозможно работать с левой оппозиционной Думой, при этом нет никаких шансов получить лояльную нижнюю палату, если сохранить действующий выборный закон.
«Государственный переворот» – подобная оценка сближала и оппозиционеров, и высокопоставленных представителей бюрократии. Власть нарушала Манифест 17 октября 1905 года и Основные законы, согласно которым ни один закон не может быть принят без утверждения Государственной думы. Более того, в статье 87 Основных законов особо оговаривалась невозможность издания в обход Государственной думы и Государственного совета законов, изменяющих избирательную систему. Общественное мнение не приняло аргумент, приведенный в Манифесте о роспуске Думы: мол, поскольку ее состав Николай II признал неудовлетворительным, то и право изменять избирательный закон принадлежит не ей, а государю («только власти, даровавшей первый избирательный закон»).
Издание Манифеста о роспуске Думы с прилагаемым новым избирательным законом находилось в «формальном противоречии с Основными законами» и содержало «бесчисленное количество недостатков с точки зрения теоретической», – признавал С. Е. Крыжановский. Указывая на отсутствие, по сути, альтернативы нарушению Основных законов, он обосновывал политическую целесообразность предпринятых шагов и выпуск Манифеста как «учредительного акта», исходящего от верховной власти. «Производить новые выборы на прежних основаниях значило ввергать страну лишний раз в лихорадку без всякой надежды получить Думу, способную к производительной работе, – пояснял логику Крыжановский. – И Первая, и Вторая думы приоткрыли картину народных настроений, которой не представляли себе ни правители, исходившие из понятий, завещанных официальным славянофильством, ни даже общество, исходившее из представлений народнических… Оставалось одно – прикрыть отдушину, закупорить ее в надежде, что огонь притухнет и даст время принять меры к подсечению его корней и к укреплению правительственного аппарата. Вырвать Государственную думу из рук революционеров, слить ее с историческими учреждениями, вдвинуть в систему государственного управления – вот какая задача ставилась перед верховной властью и правительством». И кстати, Столыпин, лично составлявший Манифест 3 июня, очень гордился получившимся документом. После его смерти в письменном столе был обнаружен черновик этого акта в особом конверте, с надписью: «Моему сыну»76.