Ожесточение(СИ)

В ночь перед отъездом Елене приснился странный сон - как будто она идет вдоль трамвайных путей мимо центрального рынка в сторону цирка, но никаких трамвайных путей нет, есть широкая целиком заасфальтированная улица и ни одного знакомого здания. Потому что все здания - это какие-то церкви, соборы странной архитектуры. Деревьев тоже нет. И людей нет. Почему тогда она знает, что это центральный рынок? Елена Петровна проснулась в смущении, хотя она не верила во всю эту чушь со снами. Как и положено настоящему коммунисту, она была стопроцентным атеистом.

Очевидно, что это просто ее усталый мозг под впечатлением всех переживаний последнего времени выдал такую картинку. Но уж очень впечатляющим было видение, уж очень прекрасны формы, которые явились ей. Они были правильны и перетекали друг в друга как живые. Все было совершенно неподвижным, но не безжизненным. Как будто живое пряталось в этой неподвижности. Неужели в ее сознании скрываются такие творческие силы?

"Аэрофлот" еще выполнял рейсы в Москву. Старший сын Мадины довез их до аэропорта. Женщины взялись за руки, посмотрели в глаза. Сколько раз в жизни встречались их взгляды?

Посадку почему-то производили не в красивом здании нового терминала, а через какие-то временные сараи-навесы рядом.

Багаж беженцев набит всегда какой-то ерундой, уезжая навсегда, в последний момент люди пытаются взять с собой довольно странные вещи и забывают нужное. Но с точки зрения "таможенников", если поковыряться, можно найти кое-что стоящее. Молодой шакал с пистолетом, думающий, что он волк, подробно шмонал багаж Елены Петровны. Сейчас она смотрела на свой выложенный на стойке багаж как бы посторонним взглядом, и ей было немного неловко: неужели это итог жизни семьи в этих местах за 300 лет? Ей было неудобно за такое вопиющее свидетельство ее нищеты перед этим молодым парнем. Происходила она из гребенских казаков. Ее девичья фамилия была Гребенникова. Происходили они из станицы где-то на Сунже, пока царь-батюшка не переселил казаков на левый берег Терека. Потом революция, раскулачивание, ссылка в Сибирь. Короче, вот это все, что называется нашей великой историей. Родилась Елена Петровна в Сибири и считала Сибирь своей родиной. Училась в Ленинграде в Герценовском. Ирония судьбы: после института комиссия по распределению направила ее сюда, на родину предков.

Тем временем шакал отобрал в сторону деревянную резную шкатулку, фарфоровый домик, фигурку из яшмы, еще какие-то мелочи. Почему-то раковину с гравировкой "Привет из Крыма", которую ее тетка купила в 1936 году в свадебном путешествии. Тетка удачно вышла за командира Красной Армии, но его расстреляли в 1937 году как врага народа. А тетка провела 7 лет в лагерях Салехарда, как член семьи врага народа.

Эти безделушки были связаны с людьми, которые давно умерли. Возможно, они стоили долларов сто-двести.

- Эти вещи запрещены к вывозу из республики, - с вызовом заявил шакал.

Елена Петровна, стойко переносившая все, вдруг поняла, что жизнь была напрасна. Зачем она столько лет проработала в школе? Она никого ничему не смогла научить. Она ничего не сделала.

- Пусть это падет на тебя и твой дом, - неожиданно для себя сказала она, хотя не имела склонности к патетике.

- Ты что, ведьма старая? - воскликнул шакал и испуганно сгреб весь хлам в ее сумку. Елена Петровна прошла на посадку.

Этот инцидент выбил ее из равновесия. Елена Петровна не могла успокоиться и периодически начинала плакать или улыбаться до момента, когда стюардесса объявила: "Мы приступили к посадке в аэропорту Внуково города Москвы". То ей было стыдно за горячность, то она улыбалась сквозь слезы, вспоминая, как шакал испугался. Все осталось позади - вся ее жизнь. Чего она ждала? Чего она хотела? Она не молода, но и старухой себя не чувствовала. Легкое волнение и какая-то тень новой надежды проснулись в ее душе. Как в дни, когда студенткой она стояла на берегу Невы возле сфинкса и будущее манило, волновало, немного пугало, но должно было быть прекрасным.

***

Еще одно детское воспоминание Евгения: весеннее кладбище. Ходили туда с матерью весной привести в порядок могилу его отца. Кладбище было очень живописно: по южному заросшее, все в цветущей сирени. Такая уж земля - втыкаешь сухую палку и растет. Если не ухаживать два-три года, внутри оград кусты сирени и жасмина разрастались так, что не было видно могилы. Мать долго стояла задумавшись, положив руку на памятник. К майским праздникам трава вырастала по колено. Потом мать обрезала кусты, полола траву, приводила в порядок цветы, иногда что-то подсаживала. Она любила возиться с растениями. Евгению было неловко, что он не чувствует связи с тем, что для матери так важно. Но он почти не помнил отца, несколько размытых впечатлений. Хотелось защищать мать, хотелось, чтобы ее боль прошла.

Краткие итоги ХХ века. Весна 2010 года, понедельник, утро