Ожерелье танцовщицы

- Вы можете себе представить, миссис Хармон, - сказала она, - каким это было страшным ударом.

- О да, я понимаю, - ответила Банч. - Садитесь, пожалуйста. Могу я вам предложить?.. Для чая сейчас, кажется, рановато...

Мистер Экклс сделал отрицательный жест своей пухлой рукой.

- Нет, нет, благодарим вас, ничего не нужно, - сказал он. - Вы очень добры. Мы просто хотели.., как бы это сказать.., спросить, что говорил бедный Уильям и все такое, вы понимаете:

- Он долго путешествовал, - пояснила миссис Экклс, - боюсь, что у него были какие-то тяжелые переживания. С тех пор, как он вернулся домой, он все такой тихий и подавленный; говорил, что в этом мире невозможно жить, что впереди его ничего не ждет. Бедный Билл, он всегда легко впадал в уныние.

Банч молча смотрела на обоих.

- Он унес револьвер моего мужа, - продолжала миссис Экклс, - а мы и не подозревали об этом. Потом, оказывается, он приехал сюда на автобусе. Не хотел, значит, сделать это в нашем доме. По-моему, это благородно с его стороны.

- Бедный парень, - вздохнул мистер Экклс. - Никогда нельзя никого осуждать.

После короткой паузы мистер Экклс спросил:

- Оставил он какую-нибудь записку? Последнее "прости" или что-нибудь в этом роде?

Его блестящие, свиноподобные глазки внимательно следили за Банч. Миссис Экклс тоже наклонилась вперед, с видимым нетерпением ожидая ответа.

- Нет, - тихо произнесла Банч, - умирая, он пришел в церковь, в святое убежище, как он сказал. Миссис Экклс изумленно переспросила:

- В святое убежище? Я не совсем понимаю... Мистер Экклс нетерпеливо перебил ее:

- В святилище, моя дорогая, в святилище. Вот что имеет в виду жена его преподобия. Ведь самоубийство считается грехом. Он, должно быть, хотел попросить прощение за свою вину.

- Перед самой смертью, - добавила Банч, - он попытался что-то сказать. Он только начал: "Прошу вас...", но больше ничего не успел вымолвить.

Миссис Экклс поднесла платок к глазам и шмыгнула носом.

- Боже мой! - простонала она, - как это тяжело.

- Ну, ну, возьми себя в руки, Пам, - сказал ее муж. - Не расстраивайся так. Ничего не поделаешь. Бедный Билли. Во всяком случае, теперь он успокоился. Мы вам очень благодарны, миссис Хармон. Надеюсь, мы вас не оторвали от дела. Мы ведь понимаем, что у жены священника много обязанностей.

Они пожали ей руку на прощание. Потом Экклс неожиданно обернулся и спросил:

- Ах, вот еще что: его пальто, вероятно, осталось у вас? Банч нахмурилась:

- Его пальто?

Миссис Экклс объяснила:

- Мы хотели бы забрать все его вещи, знаете ли. На память.

- У него в карманах были часы, бумажник и железнодорожный билет, сказала Банч. - Я все отдала сержанту Хэйсу.

- Тогда все в порядке, - сказал мистер Экклс. - Я полагаю, он нам передаст эти вещи. Его документы, должно быть, в бумажнике.

- В бумажнике была только банкнота в один фунт, - сказала Банч. Больше ничего.

- И писем не было? Ничего такого? Банч покачала головой.

- Ну что ж, еще раз спасибо, миссис Хармон. А пальто, которое было на нем, оно тоже, вероятно, у сержанта? Банч нахмурила брови, видимо, напрягая память.

- Нет, - сказала она. - Кажется... Дайте-ка припомнить. Я помогла доктору снять с него пальто, чтобы ему было удобнее осмотреть рану. - Она обвела комнату рассеянным взглядом. - Должно быть, я отнесла его наверх вместе с тазом и полотенцами.

- Если вы не возражаете, миссис Хармон... Мы хотели бы взять его пальто, последнюю вещь, которую он носил. Моя жена очень сентиментальна, для нее это важно.

- Ну конечно, - сказала Банч. - Если хотите, я сначала отошлю его в чистку. Оно.., оно в пятнах.

- О нет, нет, нет, это не имеет никакого значения! Банч снова задумалась.

- Куда же я его положила?.. Извините, я на минуту. Она поднялась наверх; прошла не одна, а несколько минут прежде, чем она вернулась, запыхавшись.

- Простите меня, пожалуйста, это, должно быть, моя приходящая служанка положила его с другими вещами, приготовленными для чистки, и мне пришлось долго искать. Вот оно. Я заверну его в бумагу.

Не обращая внимания на их возражения, она упаковала пальто. Супруги Экклс, рассыпаясь в благодарности, попрощались и, наконец, ушли.

Банч медленно вернулась назад и через холл прошла в кабинет мужа. Его преподобие Джулиан Хармон поднял на нее глаза, и лицо его выразило облегчение. Он сочинял очередную проповедь и опасался, что интерес к политическим отношениям между Иудеей и Персией в эпоху царствования Кира завел его слишком далеко.

- Да, дорогая? - сказал он с надеждой в голосе.

- Джулиан, - спросила Банч, - как ты думаешь, почему этот человек сказал "святое убежище"?

Джулиан Хармон, благодарный представившемуся случаю, отложил свою проповедь в сторону.