Ожерелье из разбитых сердец

Все это вовсе не означало, что я переехала к нему жить под те полки с красиво расставленными компьютерными справочниками. Нет, я неизменно возвращалась домой. Он отвозил меня на своей огромной машине. У меня не было желания выйти за него замуж. Волки не сочетаются браком в загсах и не венчаются в церквях. Конечно, они живут в одном логове, но мы ведь не обычные волки... Словом, меня все устраивало. Я любила Феликса и одновременно любила свой дом, который был устроен так, как мне этого хотелось. Феликс не селился в нем, а значит, не разбрасывал по квартире своих вещей, не переставлял с мест мои любимые штучки, не забрасывал газетами мои бусы и браслеты, не мочил пол в ванной, не усыпал в кухне крошками пол и не балдел перед телевизором, транслирующим футбольный матч. Я в ответ не нарушала стиля его жилища. Нам обоим это нравилось. Мы были так поглощены друг другом, нам было настолько хорошо вместе, что не приходило в голову как-то изменить положение. Как там говорят: лучшее – враг хорошего. Вот мы и не стремились ничего менять.

* * *

А Надежда Валентиновна выкарабкалась. Да! Феликсовыми неусыпными заботами. Он больше не позволил мне к ней ходить. Сказал, что нанял специального человека для ухода за матерью. Я и не ходила, раз попросил. Я никогда не делаю того, чего человек не жаждет от меня получить.

Когда он перевез мать из больницы домой, я поначалу пыталась навещать ее, чтобы хоть как-то помочь. Я воспринимала ее как часть Феликса... нет... наоборот: его как часть ее... или не так... в общем, я запуталась... Эта женщина стала дорога мне как мать возлюбленного. Но возле нее постоянно терлась сиделка, и я была явно лишней. Кроме того, в глазах Надежды Валентиновны, устремленных на меня, я с каждым днем все явственней читала странное неудовольствие. Сначала она прятала его от меня, потом уже прятать не смогла.

– Ты любишь моего сына? – как-то спросила она.

– Люблю. – Я не могла ответить по-другому. Да и чего скрывать, если я была переполнена этой любовью.

– Феликс приносит женщинам несчастье.

– Ерунда, – со счастливым лицом отмахнулась я. – Просто у него еще никогда не было такой женщины, как я.

Надежда Валентиновна посмотрела на меня то ли с жалостью, то ли с сомнением. Я тут же поспешила эти ее сомнения развеять:

– Он тоже любит меня.

– Это он тебе сказал?

– Это я чувствую...

– Чувствуешь?

– Я ТОЧНО ЗНАЮ ЭТО! – Да, я проговорила это так, будто писала заглавными буквами, потому что была уверена в Феликсе, как в себе.

Следующим вечером я случайно услышала конец разговора, который произошел между Надеждой Валентиновной и сыном. Он был странным. Я сначала слегка насторожилась, а потом опять отпустила себя на волю. Я люблю Феликса. Моя любовь запросто снесет все преграды, если они есть. Я в этой своей любви настолько сильна и могущественна, что в состоянии переделать мир, а не то что отдельно взятого человека! Впрочем, я не собираюсь переделывать Феликса. Он мне нравится именно таким, каков есть.

– Ты взялся за Антонину? – с непонятной мне интонацией спросила сына Надежда Валентиновна.

– У нас с ней все хорошо, – прогудел в ответ Феликс.

– Но ведь все будет так, как всегда?

– Нет... не уверен... – действительно неуверенно ответил он.

– Зато я уверена!

– Позволь мне самому решать... Это моя жизнь!

Как же мне понравился восклицательный знак в конце предложения, который я явственно услышала. Конечно же, мать, одинокая женщина, ревнует сына к его возлюбленным. Это нормально, и понятно, почему она смотрит на меня с неприязнью.

– А что будет, если она... скажем так, узнает о твоей... нестандартной профессии? – В голосе Надежды Валентиновны слышалась нескрываемая ирония, и мне вдруг открылось, что мать с сыном не так уж и любят друг друга, как мне казалось до этого. А мать Феликса между тем продолжила: – С ней может случиться нервный срыв!

– Хорош! – рявкнул сын.

В ответ и прозвучала странная фраза, сказанная твердым голосом женщины, которую я считала нежным, чуть увядшим цветком:

– Я ни за что не выйду из игры, понял!

– Тут не до игр! Тоня... она – другая...

– И в чем же?

– Она называет себя Волчицей.

– Отлично... Это может стать новым направлением...

На этом «направлении» я решила войти в комнату. Да, Надежда Валентиновна сказала нечто странное, но я все равно ничего не боюсь! В особенности – «нестандартных профессий». Мне нет дела до профессии Феликса. Я никогда этим не интересовалась. Мне не нужны дивиденды с его трудов. Мой приятель и одновременно начальник Кирилл Мастоцкий мне всегда хорошо платил. Я сама обеспечивала свою жизнь. Предыдущие женщины Феликса меня не интересовали. И у меня было полно мужчин. Некоторых я бросила сама, другие, как и женщины сына Надежды Валентиновны, не смогли вынести меня. С ними тоже происходило что-то вроде нервного срыва. Нелегко сосуществовать с Волчицей. У Феликса получалось. У нас с ним все получалось в лучшем виде. Я никогда в жизни не была так счастлива, как сейчас.