Ожерелье Дриады

– Да уж! Тут без ограбления туристического магазина не обошлось, – заметил Буслаев, экипированный едва ли не одной вилкой и спальником.

Примерно так же подготовился к походу и Эссиорх, взявший с собой обычную чашку и отправившийся в легких льняных брюках, из прочих вещей захватив только дождевик, сплавную обувь и всякое прочее, по мелочи. Но Эссиорх-то сделал это от опыта и презрения к условностям, что сложно было сказать о Мефе, которым руководила обычная лень.

– Ну ничего! Вот попросите у меня что-нибудь! – сказал Корнелий, с затаенной радостью предвкушая, как его будут умолять одолжить самонадувающуюся походную подушку или негнущиеся колышки для палатки.

– Не знаю, как остальные, а я не попрошу! – уверенно произнес Эссиорх.

– Почему это? – с подозрением спросил Корнелий.

– Не знаю, как тебя, а меня собственность убивает. Я это физически ощущаю. Если хочешь сделать мелкую собаку несчастной – дай ей кость, которую она не в состоянии разгрызть, но будет охранять. Хочешь сделать несчастным человека – сделай его собственником. С любым предметом мы приобретаем себе заботы, которые в десять раз больше пользы от самого предмета.

– Что-то я не врубился, – сказал Меф. – А если предмет совсем жалкий?

– Жалких нет. Назови какой-нибудь, – предложил Эссиорх.

Буслаев испытал кризис воображения.

– Ну, печной горшок, – брякнул он. – Положим, я живу в пустом деревенском доме и только он у меня и есть.

Эссиорх задумался самое большее на секунду:

– Пожалуйста! Вот ты – счастливый обладатель печного горшка. Поздравляю! Горшок – один, а забот – целый вагон. Надо ругаться с тем, кто его запачкал и не вымыл за собой. Надо орать на соседского ребенка, чтобы он не свалил его со стола. Ты не можешь выйти из дома, потому что его упрут вместе с кашей. Ты начинаешь невольно сравнивать свой горшок с горшками других людей и приходишь к выводу, что у кого-то горшок лучше твоего, а у кого-то хуже. Первым ты завидуешь, вторых лезешь утешать, хотя тебя об этом не просят… К тебе начинают приходить толпы безгоршечных друзей со своими подругами, сидеть у тебя до утра и дебоширить. Ну и так далее! В общем, если очень постараться, то, даже имея один печной горшок, можно захлопотаться до психушки.

– Теперь я понимаю, почему ты до сих пор не женат. Ты патологически боишься горшков, – заявила Улита.

Эссиорх, как показалось Мефу, напрягся. Женщины не умеют шутить на тему брака без личностного вовлечения в процесс, а потому лучше выбрать для юмора более безопасную тему.

– Что же теперь, и горшка нельзя купить? – спросил Буслаев, из мужской солидарности выручая Эссиорха.

– Можно-то можно, если он действительно нужен, – со вздохом разрешил хранитель. – Но вот привязываться к нему нельзя. Если ты чувствуешь, что способен зациклиться на горшке, как я, к примеру, на мотоцикле, – ну его совсем! Лучше придушить жадность в зародыше, потому что потом она тебя сама придушит.

Меф засмеялся.

– Чего ты хихикаешь? – с подозрением сказал Эссиорх.

– Да про жадность… Однажды, классе в четвертом, мы с одним дружбаном лезем через забор. У меня в руке пять железных рублей и ни одного кармана. Попросил дружбана подержать. Он подержал, а потом пытается отдать, а кулак не разжимается. Вроде как он и согласен, что пять рублей мои, а пальцы все равно сами собой стискиваются.

– То-то и оно, – согласился Эссиорх, отметив про себя, что воспоминания детства у Мефа остались незатронутыми. Вероятно, коррекция была точечной и касалась только службы мраку.

Хранитель завалил молодую сосенку и лихо разделал ее на рогулины и перекладину для котелков. Сосна, полная свежих соков, пружинила и щекотно пахла смолой. Зеленая хвоя постреливала, попадая в огонь.

– И не жалко тебе? – спросила Даф, терзаясь слабыми экологическими муками.

– Турист – умеренный и рачительный вредитель природы! – бодро отвечал Эссиорх.

– М-мм? Ты уверен? А кто неумеренный и нерачительный?

– Да любой другой человек, который в год купил хотя бы пять газет и два журнала. Вот уж кто конченый садист да еще и чистоплюй!

Начиная готовить ужин, Эссиорх обшарил продуктовые гермы и вытряхнул все на траву, приятно заинтересовав муравьев. Огромные муравейники были здесь повсюду. Только неподалеку от костра Даф видела по меньшей мере три.

– А где сахар? – озадаченно спросил хранитель у Улиты.

– Где ж ему быть? В магазине, вестимо, – радостно ответила та.

– Как – в магазине??? Я же сказал: четыре килограмма сахара!

– Не придирайся, пупсик! Я купила кучу шоколада! Согласись, что дорогой шоколад всегда лучше вонючего и дешевого сахара!

Эссиорх так не считал.

– Но не в каше… Ну-ка покажи твой шоколад! – попросил он.

Улита недоверчиво заглянула в зеленую герму, долго пролежавшую на солнцепеке. Весь шоколад смялся в причудливый ком. Откусив от него, ведьма немедленно принялась отплевывать вцементировавшуюся фольгу.

– Ой, блин!

– Точно! В блин все и превратилось! – подытожил Эссиорх, порой нарочито воспринимавший все слова буквально.

– И что мы теперь будем есть? – спросила Улита.

Эссиорх выдержал укоризненную паузу, после чего смилостивился и, пожимая плечами, сказал: