— Мам, а мам! Горит что-то! — Митя чихнул, и лохматая голова его замаячила над комодом.
— Ляг. Отца разбудишь! — шепнула она. — Спи.
В Клаше проснулась наследственная кержацкая решимость. Дело надо завершить во что бы то ни стало. А там чему быть, того не миновать.
Митя чихнул еще раз, повозился с одеялом и затих.
Клаша неторопливо завершила шептанье, закатила кровать на место, послушала ровное похрапывание Романа и отправилась на кухню. Там, весело напевая «Хожу я, раба Клавдия, хожу я, раба Клавдия», вытряхнула и залила угли и поставила мытый чугунок на полку.
— Ну вот и все… — шутканула она. — А ты боялась.
Не успела она это произнести, зажглось электричество. Прислонившись к притолоке, стоял Роман Гаврилович. Он был босой и в исподнем.
— Чего не спишь? — поинтересовался он, противно ухмыляясь.
— Не сплю, — тупо ответила Клаша. — Посуду перемываю.
Роман Гаврилович молчал. Ждал, что она будет врать дальше.
— Давеча вымыть не могла. Обожгла пальцы, — сказала Клаша.
— Обожгла пальцы, — повторил Роман Гаврилович. — Так. А за каким лешим меня по комнате катала?
— Когда?
— А нынче. На кровати.
— На какой кровати? — ненатурально удивилась Клаша.
— На железной. С шарами.
— Да что ты, Рома, — Клаша постепенно брала себя в руки. — Я ее маленечко подвигала, чувяки искала.
— Чувяки искала. Так. А за каким лешим дым напустила?
— Какой дым?
— Тебе видней, какой. Митька не прочихается.
— Простыл, наверное… Сколько раз говорила…
— Давай не крути. Зачем дым напустила?
— Ничего я не напускала, Рома. Какой дым? Может, тебе во сне привиделось…
— Во сне привиделось. Так. Пройдем.
Он крепко схватил ее за руку выше кисти и повел. В комнате воняло паленым. У потолка стояли сизые слои дыма.
— Ну как? — спросил Роман Гаврилович. — Во сне или не во сне? Ты понимаешь, что ты наделала? Ты отравляющее вещество напустила. Если бы не моя бдительность, ты бы нас с Митькой обоих угробила…
Клаша бросилась было открывать форточку, но Роман Гаврилович не позволил:
— Обожди. Пускай все останется как есть. Дым — тоже вещественное доказательство. Меня, значит, уморить, а потом свадьбу играть? Говори, кто подначил?
Клаша молчала.
— Полюбовника завела? Так? Кто? Не назовешь фамилию, инициалы, вызову милицию.
Клаша молчала.
— Хорошо. Значит, не желаете. Так и запишем.
— Мама, — высунулась из-за комода голова Мити. — Скажи ты ему, что он хочет. Не надо милицию.
— Лежи, сынок. Папа шутит. Спи. — Она послушала, как он укладывается. — Что ты с нами делаешь, Рома? Когда опомнишься? И меня извел, и мальчишку. У него диктовка. Ему выспаться надо…
— Ты мне зубы не заговаривай, — оборвал ее Роман Гаврилович. — Я этого дела так не оставлю. Говори, кто подначил?
— Ну что с тобой поделаешь… — вздохнула Клаша. — Мечтала чертище из дома выгнать, а он вот он. Пропала трешка.
— Какая трешка?
— Открой форточку. Все скажу. Что теперь делать.
— Ну? — Роман Гаврилович распахнул форточку. — Давай мне фамилию вредителя, который подначил напустить ядовитый дым в квартиру секретаря партячейки. Фамилия? Инициалы?
— Платонов, — улыбнулась Клаша. — Роман Гаврилович.
— Что Роман Гаврилович?
— Ты, Роман Гаврилович, сбил меня с разума… Нет, я серьезно.
И она выложила мужу все: и о его глупой ревности, и о том, как сама поглупела из-за него, как бегала к ворожее и как вызубрила заговор, написанный на бумажке.
— Покажи бумажку! — приказал Роман Гаврилович.
— Я ее сожгла.
— Ты ее сожгла. Так. Как фамилия бабки?
— Фамилии не знаю. Звать Маслючиха. А проживает она в Форштадте против шорной мастерской.
Рано утром Роман Гаврилович отправился в Форштадт, разыскал Маслючиху. На его осторожные вопросы она ответила, что ворожбой давно не занимается, а гадает по картам, что ни у какой Клаши сроду не была и с кем эта Клаша гуляет, не ведает.
— Ладно, — сказал ей на прощание Роман Гаврилович. — Хмыря, который ей голову морочит, я сам выслежу. А как выслежу, берегись. И ему и тебе ноги повыдергиваю из того места, где спина кончает свое приличное название.
Правильно говорится: кто ищет, тот найдет. Не прошло двух пятидневок, а Роман Гаврилович напал на след Клашиного ухажера.
Случилось это так. У аккуратистки Клаши вошло в привычку перед выходным забирать домой всю свою спецодежду — халатики, фартуки, кокошники, чтобы на досуге простирнуть и отремонтировать. В один из таких дней Роман Гаврилович случайно нашел в кармане Клашиного фартука клетчатый листок блокнота. На нем было написано: «Пон. 19.15. У клумбы. Целую. С.»