После тренировки «Орлы» сразу же поедут в Ратушу Лос-Анджелеса, на 27-м этаже которой будет проходить благотворительный вечер. Так что мы сможем заняться сексом не раньше, чем через девять часов. Возможно, данный период воздержания покажется вам вполне нормальным, но мы ведь говорим о Риде. Он хочет меня постоянно. И, что самое удивительное, мое тело тоже безудержно желает его.
Облокачиваюсь головой на спинку кресла, и блаженная улыбка вновь озаряет мои губы.
— Я очень рада, что у тебя был секс. Но не искренне!
Распахиваю глаза и поворачиваюсь на голос Джессики, которая стоит в дверях, скрестив руки на груди.
— Почему ты еще не одета? — недовольно интересуется она.
— Я одета.
Джессика осматривает меня с ног до головы и тяжело вздыхает. Я тоже наклоняю голову и смотрю на белую широкую футболку Рида и короткие джинсовые шорты.
— То есть ты собираешься ехать в этом? — она смотрит на меня так, словно на мне мешок для собачьих экскрементов.
Я не понимаю, что ей не нравится. Так ходит половина Лос-Анджелеса.
Видя мое замешательство, Джесс восклицает:
— Это же «Кристиан Диор», Эбби!
— А-а-а-а, ну раз «Кристиан Диор», то пойду сообщу своим придворным, чтобы принесли мое бальное платье и аллонж108!
Джессика фыркает и закатывает глаза.
— Мне все понятно. Дебилизм передался тебе от моего братца вместе с его спермой.
— Иисусе, Джессика! — С ужасом в глазах смотрю на нее, пока она звонко смеется.
— Поднимай свою задницу и поехали выбирать тебе прикид для сегодняшнего вечера.
***
Три часа спустя стою перед зеркалом в холле, завершая макияж. Подвожу глаза черной подводкой и добавляю золотые тени, наношу на губы светло-розовый блеск со вкусом малинового пломбира и поправляю волосы, локонами струящиеся по моим плечам. Отхожу немного назад, чтобы увидеть себя в зеркале в полный рост, и прикусываю губу.
Черт возьми, надеюсь, Риду понравится.
Хотя кого я пытаюсь обмануть?
Риду нравится, когда я голая. Под ним. Над ним. Или на коленях перед ним.
Так что вряд ли он по достоинству оценит мое красное длинное платье от «Гуччи», украшенное золотистыми нитями, с сексуальным разрезом до середины бедра.
Джессика заставила меня зайти не только к «Кристиану Диору», но еще и к какой-то «Донателле Версаче», «Баленсиаге» и, конечно же, «Гуччи». Как только мы переступали пороги бутиков, девушки-консультанты приносили нам дорогое шампанское, оба бокала которого за нас обеих сразу же вливала в себя Джесс, безглютеновые пирожные без сахара, на которые невозможно было даже взглянуть без слез, и уродских шмоток с ценником, на котором указана стоимость моих почек.
Джесс заставила меня перемерить и скупить половину барахла, находящегося в этих беспочвенно дорогих магазинах, потому что цитирую: «девушка самого высокооплачиваемого хоккеиста не может позволить себе выглядеть, как простушка».
И кому вообще какое дело, что на мне надето? Рид любит меня голой, и это главное.
Пока я расплачивалась, расфуфыренные менеджеры шушукались о том, кому же я так чертовски хорошо отсосала, что он дал мне так много денег.
Гребаные фурии.
Еще раз оглядываю себя в зеркало и беру с консоли новую сумочку. Странное волнение охватывает меня, пока я направляюсь к припаркованному в гараже Касперу. Наверняка я просто переживаю из-за мероприятия, на котором будут сотни людей. Удобно устраиваюсь на водительском сидении своего автомобиля и двигаю в сторону Ратуши.
За окном моего «Мустанга» мелькают огоньки высоких зданий, тянущихся по Мейн-стрит. Когда я подъезжаю к белой высотке, уже начинает темнеть. Въезжаю на парковку Ратуши и отдаю ключ от Каспера подошедшему к водительской двери валету. Достаю из сумочки телефон, чтобы написать Риду, что я на месте. Через широкую арку захожу в центральный вход Мэрии и оказываюсь в узком длинном коридоре, стены которого выполнены из золотистого мрамора. Лифт привозит меня на двадцать седьмой этаж, с которого открывается изумительный панорамный вид на мерцающий светом город. Засмотревшись на окружающие Ратушу вытянувшиеся к небу здания, подсвеченные яркими огнями, врезаюсь в чью-то спину.
— Прошу проще.. — Застываю на полуслове, когда мужчина поворачивается ко мне лицом.
— Эбигейл?! — сдвинув брови к переносице, удивленно восклицает он.
Когда наши одинаковые глаза цвета льда встречаются, сердце начинает стучать в бешеном темпе. Мои глаза пугающе расширяются, а дышать становится так тяжело, словно из моих легких выбили весь воздух.
Это какой-то гребаный мираж. Человек, стоящий передо мной просто не может быть им. Нет, нет, нет! Этого не может быть!
Мужчина, очень похожий на моего отца, протягивает руку, желая притянуть меня к себе. И это его движение вперед заставляет меня очнуться и выйти из ступора. На смену ужасу приходит отвращение и злость.
— Не подходи! — восклицаю я, выставив руку вперед.
— Эбигейл..
— Что ты здесь делаешь?!