Our hearts goddamn us

Ярослав Тимонин Our hearts goddamn us

Раз-два-три-четыре-пять

Вышел Мишка погулять

Он пошёл по всем бульварам

Он искал друзей у баров

Спасибо. Считалочка

Суббота, 30 апреля

Резкое выныривание из тёмной воды, когда стекающие капли ещё некоторое время застилают глаза; постепенно проходящая дезориентация. Впервые за долгое время был заведён всего лишь один будильник, и то на одиннадцать утра — просто чтобы обезопаситься от подъёма совсем уж в позднее время. Организм нельзя было назвать выспавшимся: один из тех случаев, когда спать можно сколько угодно и общее состояние от этого практически не изменится. Прокручивая в голове эту мысль и отгоняя навязчивое желание вернуться в забытье, я заставил себя вылезти из постели.

Непривычно и даже дико было осознавать, что на сегодня нет никаких важных и срочных дел. Естественно, дела были, но их без особого зазрения совести можно было пропустить или отложить, что не могло не радовать. Это давало ощущение свободы, а компенсировалось невероятно быстрым течением времени — несмотря на его неинтенсивность. Непозволительно долгий выбор завтрака, чтение, просто отдых и неторопливый сбор вещей в предстоящую поездку. Удивительно, какой приятный эмоциональный след может оставлять день, наполненный не событиями, а возможностью в этих событиях не участвовать (как жаль, что подобная возможность предоставляется столь редко).

Небольшая заминка с пальто — а, точнее, его отсутствием — к счастью, разрешилась: уже у входа в здание вокзала, в опасной близости от времени отправления поезда, со мной встретился господин Г., ради этого покинув своё свидание. Смена верхней одежды сразу после рамок металлоискателей, и вот уже в скором темпе мы шагаем по холодной плитке перрона вдоль поезда на Москву; куря без помощи рук, занятых вещами. Частицы пепла, вырванные потоками прохладного воздуха, остаются на тёмной материи, в голове — смесь остатков беспокойства и полуулыбки от происходящего. Объятие на прощание, возвращение недокуренной сигареты, посадка за пару вагонов до нужного. Две минуты, проведённые в переходах из тамбура в тамбур, поезд отправляется.

Воскресенье, 1 мая

Ночь прошла беспокойно: сон вперемежку с полузабытьем и слишком частое возвращение в реальность. Около четырёх утра невозможность провалиться в убаюкивающую чёрную пустоту заставила всё-таки вылезти из койки, и около часа я простоял в коридоре, наблюдая в окно за сменой кадров лесов, перелесков, полей и небольших поселений. Эта картина невероятно успокаивала и не требовала мыслительного процесса, превращая смотрящего в чистое созерцание. Вскоре сонливость накрыла мягким и тяжёлым покрывалом: я вернулся в купе и забылся почти до самого приезда в Москву.

Первые полтора часа прошли в кофейне на территории вокзала — время было раннее, и небольшой выбор открытых заведений ему соответствовал. Слегка помятый экземпляр «О психологии бессознательного» удивительно хорошо сочетался с грязноватым столом, терпким кофе и наблюдением за разнообразными посетителями, только прибывшими или уже готовыми отправиться в путь. Мужиковатого вида работники вокзала, семьи с детьми, одинокие девушки, небольшая спортивная команда, вежливый бариста и официантка с крайне уставшим лицом, вскоре закончившая смену и быстрыми шагами покинувшая кофейню. Возможно, из-за раннего часа, в который при хорошем стечении обстоятельств лучше было бы поспать, но в тот момент за каждым из этих образов вырастала тень из проблем, которую фантазия стереотипно, но так реалистично выхватывала из невероятного ассортимента сложностей жизни.

Эмоции почти не отозвались, восприняв работу сознания как нейтральный факт. Может, дело было в лёгкой физической разбитости — своё телесное состояние обычно с лёгкостью перекрывает потоки эмпатии, и сейчас это было к лучшему. Впереди был целый день, предвещавший что-то хорошее, что-то уже давно знакомое и новое — и это вдохновляло.

Просидев на одном месте сколь возможно долго, я удалился из кофейни и здания вокзала. За тяжёлыми створками дверей наконец возникло чувство приезда в одну из точек путешествия, каким бы локальным оно ни было.

Москва, которую я не видел вот уже восемь месяцев, яркими пятнами врезалась в сознание в лучах уже набравшего силу майского солнца. Разворачивающиеся во все стороны масштабы и расстояния вновь напомнили об ощущении другой страны, несмотря на прожитые здесь пять лет. Это было и не приятно, и не дискомфортно — просто чуждо и непривычно, именно как при выезде за границу. Величина и размах, казавшиеся лишними и ненужными, воспринимались результатом нерациональной, даже стихийной траты энергии в безразмерное лоно гигантизма — и производимое впечатление не казалось достаточной движимой силой. Возможно, всего лишь не прошло тест моё честолюбие.