— А я тебе говорила не есть тот бургер, Хейли. Ты никогда меня не слушаешь.
Она показывает мне средний палец. Ее тело все еще согнуто и извергает рвоту.
Я улыбаюсь и расслабляюсь на сиденье. Пусть ночь закончилась абсолютно неправильно, но она все равно была хорошей.
Айзек
Я выхожу из нее, перекатываюсь на спину, моя грудь вздымается на каждом вдохе, а тело покрыто тонким слоем пота.
— Черт.
— Ага, — Ким, прекрасная брюнетка, улыбается, пока также пытается отдышаться. — Это было здорово.
— Хмм, — я наклоняюсь к тумбочке возле кровати и хватаю сигарету с зажигалкой. — Хочешь одну?
— Ты спрашивал меня об этом на прошлой неделе, — хмурится она. — Я не курю.
Упс.
— Точно, — говорю я, поджигая сигарету, делаю большую затяжку, после чего выдыхаю дым в потолок. — В это же время на следующей неделе?
Ким вздыхает и садится, не удосуживаясь прихватить с собой простыню, но, опять же, я бы ей все равно не позволил. Ее тело создано, чтобы им любовались, поэтому я этим и занимаюсь. Лежу и любуюсь.
— Может, возьмешь? — говорит она мне, заставляя отвести взгляд от удивительных изгибов, из которых состоит ее попка.
— Возьму что? — наконец, я улавливаю звук моего мобильного и наклоняюсь, чтобы посмотреть на экран.
Издаю стон, когда вижу имя на дисплее.
Мой отец… ох, я его избегал, но не из-за отсутствия любви к нему и моей матери. Решая, отвечать на звонок или нет, я вспоминаю, что на этой неделе он звонил уже пять раз, что в четыре раза больше, чем обычно. Он либо беспокоится, либо что-то произошло. Ну, либо мама хочет, чтобы я приехал, и не успокаивается.
Как же я ненавижу этот тупой город, отсутствие в нем развлечений и интересных мест, в которые можно сходить. Родители не умрут, если время от времени будут сами навещать меня вместо того, чтобы мне всегда приходилось ездить к ним.
Ким натягивает джинсы и застегивает ширинку. Я отвечаю на звонок, пока она ищет свой бюстгальтер. Здесь она его не найдет, думаю, мы потеряли его в коридоре.
— Пап, — говорю я, надеясь, что он поторопится, чтобы я мог снова раздеть мою сегодняшнюю девушку.
— Что ж, приятно наконец услышать твой голос, сынок, — резко говорит он, а я борюсь с желанием закатить глаза. — Ты нужен нам дома.
Какого черта? Это не совсем то, чего я ожидал.
— Зачем?
Слышу его глубокий вздох и хмурюсь. Звучит нехорошо, это не его обычный вздох раздражения, а вздох печали.
— Твоя мама больна.
Мое сердце пропускает удар.
— Что?
— Уже некоторое время она сама не своя.
Сердце колотится, а ладони становятся липкими от пота.
— Я позвоню ей.
Мой отец, хоть я не и могу его видеть, безусловно, хмурится.
— Ты придурок, сын. Всегда был таким.
— Зачем я нужен вам дома? — решаю проигнорировать его оскорбление, бесполезно отрицать правду.
— Мне нужно идти, — шепчет Ким, не удосужившись поцеловать меня на прощание. Быстро машу ей и возвращаю внимание к человеку, с которым разговаривал двенадцать раз за двенадцать лет.
— Было бы неплохо снова иметь всю семью в сборе. Мы скучаем по тебе, а мне понадобится твоя помощь с мамой.
— Ну, мне жаль, пап, но этого не произойдет. Я счастлив здесь. К тому же, через несколько недель ей, вероятно, станет лучше, — оглядываю мою большую, обставленную дорогой мебелью, квартиру и убеждаюсь в своих словах. — У меня здесь вся жизнь.
— Там ты просто существуешь, вот и все, — обрывает он. — Пожалуйста, сынок, приезжай домой. Хотя бы ненадолго.
— Я подумаю об этом. Я должен закончить учебный год, у меня контракт. Я буду приезжать почаще или придумаю что-нибудь еще.
— Ага, конечно, — фыркает он и глубоко вздыхает. — Я никогда тебя не просил о многом. Оставил в покое с тех пор, как ты уехал. Поверь мне, последнее, чего мне хочется — это вернуть тебя домой, когда мы так долго помогали выбраться тебе из этого дерьмового городка.
Гася сигарету, я поднимаюсь с кровати и вздрагиваю, увидев семейную фотографию на стене в коридоре. Он прав. Отец ничего у меня не просил с тех пор, как я уехал, но… Я не хочу покидать работу, свою жизнь здесь, дом. Должность, ради которой я так долго целовал задницы и работал изо всех сил.
— Я приеду на шестинедельный отпуск. К этому времени ей все равно станет лучше.
— Не станет, — хрипло отвечает он.
— Что значит «не станет»? — Рука тянется к моим коротким волосам. Что бы он ни собирался дальше сказать, у меня ужасное предчувствие, это не к добру. На ум приходит рак. Молюсь, чтобы это было не так.
— У нее Альцгеймер, — он давится на этом слове и пытается откашляться. Я падаю на кровать и потираю грудь рукой.
— Нет никаких шансов, что ей станет лучше. Мы не знаем, сколько времени пройдет прежде, чем ей станет хуже.
Теперь мне хотелось бы, чтобы это действительно было раком. По крайней мере, с ним у нее был бы шанс.