Ответный выстрел Грача

Они подошли к строению и, открыв ворота, зашли внутрь. Но то что они там увидели, заставило их в нерешительности остановиться на пороге.

Груббер и оба его солдата прошли всю войну от первого её дня и до последнего. Они были спецназовцами и побывали в самых разных переделках. Им поручали тяжелейшие и порой даже невыполнимые задания, с которыми они, несмотря ни на что, почти всегда справлялись. Командование бросало их на самые жаркие участки фронта, и они всегда были готовы к любым неожиданностям. За годы войны они научились физически чувствовать любую опасность и были готовы к ней, мгновенно реагируя на неожиданную угрозу. Сейчас в сарае они ожидали увидеть всё что угодно, но та картина, которая предстала перед ними, заставила их в первый момент даже растеряться.

Прямо на полу на соломе лежало человек десять раненных русских солдат. Судя по всему, они были в тяжёлом состоянии, потому что все были в бинтах и только у двоих из них хватило сил повернуть головы и посмотреть на вошедших немцев. Между ними на корточках сидела девушка в военной форме с погонами рядового и белой повязкой санинструктора на рукаве, которая глядела прямо на штурмбанфюрера. Было непонятно почему русские оставили здесь своих раненых, возможно у них просто не хватило транспорта чтобы их вывести. Но было ясно одно – за ними скоро вернуться, и надо было срочно уходить.

– Это раненые, – вдруг сказала девушка. – Вы не можете их убить.

Груббер даже вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на медсестру, пытаясь в полутьме сарая получше её рассмотреть.

«Красивая, – подумал штурмбанфюрер. – И совсем молоденькая».

Девушке было не больше двадцати лет. Длинные чёрные волосы спадали из-под пилотки почти до плеч. Она сжала свои крошечные кулачки возле подбородка и смотрела настороженным взглядом, напоминая маленького зверька, загнанного в угол.

Груббер медлил. Он задумчиво смотрел на русскую медсестру, а она смотрела на него, и так продолжалось несколько секунд. И в конце концов девушка не выдержала.

Она вдруг вскочила на ноги и подбежала к эсэсовскому офицеру.

– Ну, стреляй, фашист!!! – громко закричала русская. – Стреляй, если тебе совесть позволит!!!

Глаза её горели, а лицо исказилось злобой, и сейчас она была совершенно не похожа на ту испуганную девочку которой была всего мгновение назад. Штурмбанфюрер внешне оставался абсолютно спокоен, но в этот миг поймал себя на мысли, что невольно восхищается храброй сестрой милосердия. Несмотря на то что Ганс Груббер воевал с русскими четыре года, он так и не выучил их язык, но по интонации понял смысл её слов.

И тут раздался лязг автоматного затвора.

– Отставить!!! – немедленно закричал Груббер не своим голосом и схватился за ствол автомата, который роттенфюрер уже навёл на русскую медсестру.

– Я вас не понял, господин штурмбанфюрер! – воскликнул тот. – Она же расскажет про нас своим!

– Всё ты понял! – прорычал Груббер. – Мы уходим.

– Но…

– Ты слышал приказ, рядовой! Выполнять!!!

– Есть, командир! – рявкнул роттенфюрер и закинул автомат себе за спину.

И в этот момент у русской девушки из глаз ручьём хлынули слёзы, и она обхватила голову руками.

Эсэсовцы сразу вышли из сарая и бегом добрались до домов, где находились остальные солдаты. Все уже спали, кроме часовых, но Груббер быстро поднял своих людей. Группа сразу вышла из деревни, направившись к ближайшему лесу, и в это время со стороны дороги послышался шум автомобильных моторов. Русские ехали к деревне за своими раненными солдатами.

Сейчас, вспоминая эти события, Макс так же вспоминал глаза русской медсестры и понимал, что в тот раз не взял ещё один грех на душу именно из-за этих глаз. Он прошёл всю войну и ему приходилось убивать и безоружных людей, например, во время быстрых допросов пленных, когда надо было получить сведения любой ценой. Если бы такая ситуация возникла в начале войны, Груббер не задумываясь приказал бы расстрелять раненых красноармейцев, но в тот раз это было уже бессмысленно, и Груббер потом всю жизнь благодарил Бога за то, что он не позволил ему этого сделать.

Всё-таки тогда его группе удалось прорваться к союзникам. Американцы поместили их в лагерь для военнопленных, где жизнь ничем не напоминала жизнь арестованных. Каждый день зарядка и построения, занятия и хороший паёк. Американцы даже разрешили носить награды и знаки различия, и Груббер иногда забывал, что он находится в плену.

Вдруг, уже через две недели, Ганс увидел, как по территории лагеря ходят два человека в французской военной форме. Груббер спросил у проходящего мимо оберлейтенанта кто это такие и получил ответ, что это вербовщики Иностранного легиона.

Ганс не раздумывал не секунды. Лучше в бой, чем ждать здесь не пойми, чего, думал он. В его положении он готов был воевать за кого угодно. Груббер подошёл к легионеру и взял его за рукав.

– Я! – прокричал он ему, показывая на себя пальцем. – Запишусь в легион! Понимаешь!?

Француз посмотрел на эсэсовские петлицы бывшего штурмбанфюрера и, брезгливо поморщившись, отвернулся.