— Теперь если предъявим документы об измене генерала Шелестова, возникнет сразу много вопросов. Прежде всего, к нам. Почему его брали какие-то неизвестные отставники, а не группа «А», задерживающая шпионов такого ранга? Что за ночной штурм дачи? Неужели нельзя было арестовать Шелестова без лишнего шума и пыли, в Министерстве Обороны вызвать в какой-то кабинет, раз были основания для задержания. Или просто быстро взять у входа в московскую квартиру? Где дело, необходимые следственные действия, почему не был подключен Следственный отдел КГБ или особисты из контрразведки? И учти, если мы начнем оформлять документы задним числом, об этом сразу же узнает Леня, а вместе с ним и всё Политбюро. Не зря он ко мне приставил Цвигуна и Цинева. Мимо них такие действия точно не пройдут. А это уже попахивает фальсификацией. И одновременно против нас будет активно копать обозленный Ивашутин. Не останутся в стороне друзья Шелестова среди руководства армии. Они не только до Устинова, до Брежнева дойдут. Константина Николаевича знают, и в его предательство без железных доказательств не поверят. Те документы, которые будут у нас, такими не являются.
В общем, подведем итог. В случае удачи, мы бы были на коне. Тихо взяли генерала на даче, допросили, получили сведения, и прикинули, как их использовать. И самое главное, разобрались, что ими движет, что задумали заговорщики, и как намерены действовать в дальнейшем. Но получилось по-другому. Твои люди провалили дело. После перестрелки на даче и смерти генерала, давать ход этим документам — себе срок подписывать. Слишком многое не сходится и вызывает обоснованные вопросы. Посадить, может быть, и не посадят, черт его знает, но на почетную пенсию точно спровадят.
— И как мы теперь будем действовать? — Питовранов подобрался. От ответа шефа зависело, списал ли он Евгения Петровича или у него ещё есть шанс.
— Пацана искать, — криво усмехнулся Андропов. — Думаю, он много интересного знает, недаром его наши американские друзья похитить хотели. Слышал?
— Конечно, — кивнул Питовранов, — такое пропустить невозможно. Скандал серьезный. Пять трупов. Один наш военный.
— Это старшина Виктор Попов — бывший водитель Шелестова-старшего, — криво усмехнулся Андропов.
— Так может, под это дело, и оперативную комбинацию сварганим? — оживился Евгений Петрович. Стекла очков руководителя «Фирмы» азартно блеснули.
— Документы об измене генерала у нас есть. Если подумать, можем сделать красивую версию событий. Мол, сначала решился сотрудничать, а потом заартачился, вот ЦРУшники и решили его внука схватить.
— Нет, — голосом Андропова можно было заморозить весь Кремль. — Скандал сейчас начнёт разгораться. Мы тоже получим на орехи. Пока, затихнем, подождём. А документы всё-таки у американцев возьми. Признания, выбитые Остроженко, я тоже тебе передам. Попридержим их до поры до времени. Поймаем мальчишку, выпотрошим его, будет видно, что делать дальше. Не зря же наши американские друзья нацелились на него, а нам ничего не сказали. Я думаю, пацан может много интересного нам поведать.
— Твоя главная задача — мальчишка. Ищи его, Евгений Петрович. Найдешь, можешь считать, наполовину свой сегодняшний промах искупил, — добавил после паузы председатель КГБ.
Питовранов облегченно выдохнул про себя.
«Слава богу, в этот раз пронесло, ещё побарахтаемся».
Но вслух сказал:
— Буду землю рыть, Юрий Владимирович, но этого щенка найду, можете не сомневаться.
26 декабря 1978 года
Вечер
— Иэх, — топор безжалостно обрушился на толстое суковатое полено и с хрустом перерубил его на две части. Крепкий седобородый мужик лет шестидесяти выдохнул облако белого морозного воздуха, засадил лезвие топора в чурбан и распрямился. Смахнул серым рукавом телогрейки мутные капли пота, сбив на бок ушанку, оставляя на лбу грязные следы.
Я тихонько постучал по деревянным доскам калитки. Старик обернулся и увидел меня. Глянул из-под косматых седых бровей и хрипло спросил:
— Чего тебе, парень?
— Здравствуйте, Иван Дмитриевич, — дружелюбно улыбнулся я.
— Ну здравствуй, коли не шутишь, юноша, — усмехнулся седобородый. — Чего надобно?
— У меня к вам письмо от Константина Николаевича.
— Какого Константина Николаевича? — прищурился старик. Под его изучающим тяжелым взглядом я почувствовал себя неуютно.
«А старик хватку то не потерял. Матерый волкодав. Именно так и определяются бывшие менты и гебешники. По специфическому, давящему взгляду. На подследственных или подозреваемых так смотрят. Или на подозрительных, незнакомых людей. Профессиональная деформация. Надеюсь, дед, ты знал, что делал, когда писал записку-письмо», — мелькнула в голове тревожная мысль.
— Генерал-лейтенанта, Константина Николаевича Шелестова. Он просил передать, что время отдать должок наступило и ещё вручить вам лично в руки письмо от него, — на одном дыхании выпалил я.
— От Кости, значит? — из взгляда ушла настороженность. — А ты кто, будешь, юноша? Что у тебя с бровью?
Я машинально потрогал пальцем полоску пластыря.
— Так получилось. Я вам чуть позже все расскажу.