Воронцов. Тебе, Федя отдельное задание: позаботиться о добром имени Баха... и чтобы следствие на заводе притихло. Получишь текст письма в прокуратуру. Найди парня посимпатичнее, пошли к проходной — пусть соберет подписи. Хоть десяток разборчивых, остальные нацарапаем.
Ферапонтиков. А что за письмо?
Воронцов. «Требуем прекратить издевательство над памятью нашего товарища, затравленного милицией. Коллектив позорят несправедливыми — подозрениями...»
Ферапонтиков. А-а...
Воронцов. Дальний родственник Баха, по просьбе жены и сирот. Народ жалостливый, не откажут.
Ферапонтиков. Толково!..
Воронцов. Это уж ваши с ним делишки. Я в них некомпетентен, инструктируй сам... Что-то еще, Федя?
Ферапонтиков. Малость беспокоюсь, что велели им колоться... хоть и частично...
Воронцов. В шахматы ты, Ферапоша, не играешь, но, вероятно, слышал про пешки?
Ферапонтиков. Ну?..
Воронцов. Надо уметь жертвовать пешками, чтобы уцелеть королю.
Ферапонтиков. Оно верно... А... насчет смыться, Евгений Евгеньич, это всерьез?
Воронцов. Брось, Федя! Просто пешки должны гибнуть с чувством благодарности!
Сцена шестьдесят седьмая
Воронцов. Полковник на Петровке интересуется моей помойкой. Польщен. Во сне не снилось!
Скопин. Никогда?
Воронцов
Скопин. Читал те показания. Суть их проста: хоть вы и заведуете свалкой, но ни за что, происходящее там, не отвечаете.
Воронцов. Несколько утрировано...
Скопин. Тогда изложите внятно, в чем заключаются служебные обязанности — ваши и ваших подчиненных.
Воронцов. Прежде всего — санитарного порядка. Уничтожение того, что гниет, разлагается и отравляет среду. Затем — расчистка территории. При всей ее обширности площадь ограниченна, а мусор прибывает непрерывно. По счастью, человечество изобрело огонь. Почти всепожирающий. Неспособное гореть отправляется в многострадальную землю. И, наконец, — сортировка. Она вносит в нашу работу созидательный момент. Свалка, товарищ полковник, поставляет огромное количество разнообразного вторсырья. Я порой думаю: вот люди покупают в магазине новую вещь... Кому придет в голову, что практически он приобрел недавнее содержимое собственного помойного ведра? Теперь, в преображенном виде, оно получило вторую жизнь...
Скопин. Волнующая мысль. Но меня, как вы догадываетесь, больше занимает история с отливками.
Воронцов. Искренне желал бы помочь, но... мусорный бак не способен швырнуть обратно, что в него ни сунь. Привези мне вагон драных башмаков, девичьи грезы, прошлогодний снег миноносец — приму. Свалка.
Скопин. И что вы сделаете с миноносцем?
Воронцов. Неужели есть бросовый? Ради бога, не надо, он займет столько места!.. Ах, товарищ полковник, вы, естественно, привыкли к точности, порядку и, простите, к бюрократизму. Но вообразите себе на минуту подобную картину: шеренгой стоят «мусороведы». Появляется очередная машина с хламом, ее начинают изучать. Вот этот, говорят, столик без ножек прежде покажите в комиссионный, вдруг он от графа Шереметева... Унитаз, правда, разбит, но новый. Пожалуйста, копию товарного чека... Книги пусть просмотрит букинист и даст справочку... Хозяйственней некуда! Но — абсурд.
Скопин
Воронцов. Суровая у вас профессия. Требует характера.
Скопин. И настойчивости. Поэтому снова возвращаюсь к вопросу о заготовках. Было зафиксировано их количество и местонахождение, а через день — ветром сдуло.
Воронцов
Скопин. А как вы объясните их исчезновение? Ведь работники свалки знали, что металл промышленный и им заинтересовалась милиция.