Ответный удар 2

Вован сидит рядом, он прибыл с основным караваном и как то укоризненно поглядел на меня — мол, почему полез в эту мясню один. Почему не взял с собой. Прости, брат… но тут дело такое. Я кстати, подозреваю, что он тоже завел здесь женщину. Дело конечно хорошее — вот только его, в отличие от меня, дома семья ждет. Меня то не ждет никто…

Мы идем вглубь пустыни по руслу сухого вади, которое раз в год — наполняется ревущим потоком мутной воде. Кое-где на склонах, на вырытых бульдозерами террасах — у местных бульдозер обязательная машина для земледельца — колосится пшеница, но большая часть местности пустует. Температура упала градусов до пятнадцати — семнадцати по Цельсию — это при почти сорока днем. Такие перепады температуры воспринимаются организмом очень тяжело — особенно смертельно уставшим организмом…

Редкая цепочка Камазов- идет по чужой, испокон века никому не принадлежавшей земле, развернув в разные стороны пулеметы и пушки. В десантных отсеках — блажное тепло, по кругу идет термос с кофе. Я передаю дальше — один глоток и меня вырвет на месте…

Вован — видимо, опасаясь того, что я свалюсь в депрессуху, решает расшевелить меня. Толкает локтем.

— Шеф. Расскажи как было то. Там чо — целый джамаат был. Или как?

Джамаат, блин… Начинаю рассказывать. Народ заинтересованно слушает, что-то отмечает про себя. Если так, по гамбургскому счету — лучший опыт в борьбе с терроризмом — есть только у израильтян. Мы не выходим из войны уже сорок лет, с семьдесят девятого года, с Афгана — мы воюем и воюем. И это… еще один камешек в копилку, так что те, кто хочет выжить — внимательно слушают и мотают на ус…

— Надо было вдвоем работать… — заключает усатый, на иракский манер майор-мусташар[12] — в одну харю троих не снимешь, даже с СВД.

— Тогда бы тот грузовик скрылся — возражает другой.

— Не с кем было бы скрываться…

Обычный треп. Внезапно — конвой останавливается, и все, единым движением — разворачиваются к бойницам. Эти сорок лет, сорок воюющих лет — сделали русскую армию, наверное, самой сильной в мире, сильнее американцев, если так. Наши, кстати, в прошлом году сталкивались с американскими спецназовцами в Иордании на международных соревнованиях. Сделали их как котят.[13] Весь треп разом прекращается, наступает напряженная тишина.

— Всем машинам, работаем Монолит… — проходит команда по связи — принять готовность два и доложить

Монолит — условное обозначение, обозначающее остановку и необходимость выстраивания защитного порядка. Бронетранспортеры расходятся, карабкаются по склонам вади, взревывая моторами. Застывают, уставившись в пустыню скорострельными пушками. Сейчас не Чечня девяносто пятого и не Чечня девяносто девятого, и в каждой машине — по тепловизору… только разница мнимая. Вади… вся эта безжизненная пустыня как будто в морщинах и подкрасться по этим разломам и промоинам в земле на дальность гранатометного выстрела — вполне возможно, не говоря о дальности выстрела из крупнокалиберной снайперской винтовки….

По связи идут доклады о занятии позиций, принятии готовности. Я выбираюсь из бронетранспортера, с наслаждением вдыхаю ночной воздух пустыни, сухой как дыхание песчаного дьявола. До сих пор — бедуины верят в рассказы о духах пустыни, похищающих ночью людей. Мы то знаем, что некоторые из этих рассказом не лишены научного основания.

Делать особо нечего, холод приводит меня в чувство, относительно бодрое после жары и всех дневных перипетий. Подсвечивая себе под ноги, бреду к КУНГу с уже развернутой спутниковой антенной. Вован идет следом тенью. У КУНГа окликивает охрана — но опознает и успокаивается. Дверь КУНГа открыта вниз — сброшена приставная лестница, из двери — сочится нежилой, бледный свет экранов и индикаторов.