— Как хочешь. Я знаю, что простуда доставляет массу неудобств, но отравление — это гораздо хуже. Ты мог на несколько недель оказаться прикованным к постели. Пей больше воды и постарайся уснуть.
— Так и сделаю, матушка.
— Скоро ты будешь дома.
— Да. Скажи отцу, что я звонил.
— Скажу, если смогу найти его. Кажется, он сейчас в спортивном зале, занимается на беговом тренажере.
— До свидания.
— До свидания, Арти. Поговорим, когда ты вернешься домой. — Голос Ангелины стал низким и печальным. Она словно отдалилась от сына.
Артемис отключился от сети и немедленно воспроизвел разговор на компьютере. Он чувствовал вину при каждом разговоре с матерью. Ангелина Фаул обладала уникальной способностью взывать к его совести. Это чувство возникло совсем недавно. Еще год назад, солгав матери, он ощущал лишь легкий укол вины, а теперь даже этот вполне невинный трюк не даст ему покоя несколько недель.
Артемис смотрел на измеритель звуковых волн на экране компьютера. Он сильно изменился, в этом не было сомнений. Эта неуверенность в себе возникла несколько месяцев назад и постоянно усиливалась, начиная с того дня, когда он однажды утром обнаружил у себя в глазах загадочные зеркальные линзы.
Такие же линзы оказались в глазах Джульетты и Дворецки. Они вместе попытались выяснить, откуда взялись эти линзы, но Дворецки, задействовав всех своих агентов, смог узнать лишь то, что Артемис лично заплатил за них. Все запуталось еще больше.
Линзы остались загадкой. Как и ощущения Артемиса. Перед ним на столе лежал шедевр Эрве «Фея-воровка», добыча, благодаря которой он становился самым выдающимся вором столетия, а об этом статусе он мечтал с шести лет, и сейчас, получив его, он почему-то мог думать только о семье.
«Может быть, пора уходить на покой, — подумал он. — Лучший вор в мире, в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев. В конце концов, чего еще я надеюсь добиться?» Он проиграл часть разговора по телефону: «Не волнуйся о нас, волнуйся о школе и своих друзьях. Думай о том, чем тебе действительно хочется заниматься. Используй свой гениальный ум, чтобы сделать счастливым себя и других людей».
Может быть, мать права. Он должен использовать свои таланты, чтобы сделать счастливыми других. Но в сердце был и темный, колючий уголок, который не удовлетворится спокойной жизнью. Может быть, только ему одному были доступны способы сделать счастливыми других людей. Способы по другую сторону закона. За тонкой синей линией.
Артемис потер глаза. Он не мог принять решение. Возможно, постоянная жизнь дома поможет принять такое решение. А пока следует заняться текущей работой. Выиграть время и доказать подлинность картины. Он чувствовал некоторую вину, украв полотно, но недостаточно сильную, чтобы вернуть его. Особенно господам Крейну и Спарроу.
В первую очередь следовало позаботиться о том, чтобы из школы не было никаких запросов, касающихся его деятельности. Ему потребуется по крайней мере два дня, чтобы доказать подлинность картины, так как необходимо было произвести некоторые испытания.
Артемис открыл программу обработки звука на своем ноутбуке и занялся вырезкой и вставкой произнесенных матерью в разговоре по телефону слов. Отобрав нужные слова и расположив их в нужном порядке, он выровнял уровень громкости, чтобы разговор звучал естественно.
Когда директор Гвини включит свой мобильный телефон после посещения мюнхенского олимпийского стадиона, его будет ждать сообщение. Сообщение поступит от Ангелины Фаул, причем пребывающей явно не в лучшем расположении духа.
Артемис направил вызов через особняк Фаулов, затем переслал отредактированный звуковой файл по инфракрасной связи на свой мобильный телефон.
— Директор Гвини, — произнес легко узнаваемый голос Ангелины Фаул, причем личность звонившей подтверждалась идентификатором. — Меня очень беспокоит Арти. Он страдает от пищевого отравления. Выглядит он прекрасно, ни на что не жалуется, но мы хотим видеть его дома. Вы понимаете. Я посадила Арти на самолет домой. Меня крайне удивляет, что он получил пищевое отравление, находясь под вашей опекой. Мы поговорим об этом после вашего возвращения.
Это избавило Артемиса от забот о школе на несколько дней. Темная его сторона чувствовала возбуждение от такой хитрости, а пробуждающаяся совесть — вину из-за того, что он использовал голос матери, чтобы сплести паутину лжи.
Он подавил в себе чувство вины. Это безобидная ложь. Дворецки проводит его домой, а образование не пострадает от нескольких дней отсутствия в школе. Что касается кражи «Феи-воровки», он не считал ее настоящим преступлением, так как картина была украдена у воров. Такое преступление вполне оправданно.
«Да, — согласился с ним внутренний голос, — если ты вернешь картину обществу».
«Нет, — возразила непримиримая половина. — Картина принадлежит мне, пока ее кто-нибудь не украдет. В этом все дело».