— … Если ты смотришь это, то я уже мертва. А ты, наверняка победил… хотя может быть, что и нет. Не знаю…
Она снова замялась, подбирая слова
— Я… не хочу оправдываться, потому что сделала то, что должна. Черт…
Она снова долго молчала.
— … мне плевать, что обо мне подумают другие. И как они истолкуют мою жизнь и мои поступки. Мне всегда было плевать на то, что думают обо мне другие. Потому то я и была с тобой.
Амани снова прервалась, но только на мгновение
— Я знаю, тебе больно сейчас… я не хочу, чтобы тебе было больно, потому, что ты один из лучших людей, которых я знала в жизни. Самый лучший. Ты должен знать, что я любила тебя и ни грамма ни притворялась. Мне действительно было хорошо с тобой.
Инстинкт говорил мне — выключи и не смотри дальше. Потому что есть вещи, которые лучше не знать. Есть вещи, которые лучше не трогать. Тронешь — и все это будет являться к тебе раз за разом до конца твоих дней. Каждый раз, засыпая, ты будешь бояться, что это — снова привидится тебе во сне. Каждый раз, вспоминая — ты будешь бояться, что потеряешь контроль над собой. Но я должен был это досмотреть до конца. Потому что это — была моя кара.
Было все больнее и больнее. Но я — должен был.
— … но есть вещи, которые не в силах изменить ни ты ни я, как бы этого не хотелось. Я дочь своего народа, а ты — сын своего. Вы предали память своих дедов и прадедов — но мы этого не сделаем. Наша сила — в этом, мы идем своим путем. И если сойдем с него, то погибнем. Потому — я должна сделать выбор и я делаю его. Я выбираю борьбу.
— … ты сам как то говорил, что ничего хорошего не получить без борьбы — и я с этим согласна. Наш народ — многие годы остается изгнанником, парией, нищим на богатом пиру. Кто-то сказал, что будет только один миллиард избранных, а остальные будут рабами, в том числе — и мой многострадальный народ. Мы хотим изменить это. Плата за это — кровь. Только кровью — творится история. Кровью тиранов и мучеников…
— … я знаю, что ты не поймешь и даже проклянешь меня. Я и не прошу понимания. Я прошу только одного — не держи на меня зла. Я сделала то, что должна. Пророк — рассудит нас на небесах…
Я вскочил с места — и пнул телевизор. Он опрокинулся и с вспышкой погас. А я с остервенением начал крушить все, что было в комнате, что-то крича…
Потом — я вдруг понял, что сижу на кухне — а напротив меня сидит подполковник Мусауи, небритый и с темными мешками под глазами. А между нами — стоит открытая бутылка Флагмана и два стакана. Подполковник — налил полный стакан водки — и без закуски выпил. А голова — болела почему-то у меня. И у подполковника — наливался синевой фингал под глазом…
— Харам… — сказал я, показывая на бутылку
Подполковник в ответ показал на потолок
— Аллах не видит. Значит, и харама нет.
Я попытался встать — но как-то неудачно. Только задел ногой пустую бутылку — и та, звякнув, покатилась по полу.
— Э, э, э…
Я плюхнулся обратно на стул, и понял, что мы уже давно пьем и как минимум одну бутылку прикончили. Но в голове — еще оставалось место мыслям…
— Что ты… какого черта ты здесь делаешь?
— Не упоминай. Бедуины верят, что если поминать — то может и прийти…
Мысли — ворочались подобно камням в селевом потоке
— Это ты…
— Что?
— Ты… убил брата Амани?
Подполковник посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом
— Нет, конечно. Я… только приказал
— Зачем… зачем ты это сделал… зачем…
— Затем, что это нужно было сделать. Надо было заставить их действовать. Вывести из равновесия. Совершить ошибку.
— Нет…
— Что — нет?
— Все это ерунда. Вы просто не хотите прекращать войну. Войну между собой.
— Войну? — подполковник смотрел на меня иронически — да, войну. Войну с предательством в своих рядах. А ты бы — мирился с предателями в своих?
Предатели. Война. Справедливое наказание. Аллах. Интересы нации. Изгнанники. Рабы. Сколь зла свершилось от этих простых в общем то слов. И сколько еще свершится.
— Вы… знали… что она работает на Малика?
— А как сам думаешь?
Знали. В мире Востока, который для чужих — непроницаемая стена — от своих не утаишь ничего. Знали…
— Она работала на них с санкции. По крайней мере, сначала. Мы не террористическая организация, кто бы что ни думал. Есть народ. У него есть вооруженные силы. Есть спецслужбы. Мы и есть — спецслужбы этого народа. Народа без государства. Но все это пока.
— А потом?
— А потом было потом — жестко заключил подполковник — в какой-то момент, интересы расходятся и каждый начинает действовать в своих интересах.
— Так ты…
Я вдруг понял. Он же и меня — пришел сейчас убить.
Видимо, на моем лице это понимание отразилось — потому что подполковник вдруг вытащил пистолет и положил на стол между нами. Бутылка, стаканы. Лежащий между ними пистолет. Натюрморт на все сто.
— Не бойся. Я думал, что ты враг. Теперь понял, что нет.