Ответные санкции

Как только заканчивается желчь у американских энтузиастов, слово берут наши союзники или нейтралы. Их больше всего заботит: сможем ли мы уберечь Алжир от флотских ракет. Заверяю их в этом в самых энергичных тонах, привожу в пример сектор Газа, где за пять месяцев ни единая ракета не долетела до земли Израилевой. Умалчиваю, что сравниваю кое-что неприличное с пальцем, самоделку палестинских террористов с американской Х-51, что летит в пять раз быстрее скорости звука.

Тут, на здоровенном расстоянии от главных целей ракетных ударов, мы увидим войну издалека. Где-то будут рваться заряды, сыпаться раскалённый металл, а группа бездельников продолжит с глубокомысленным видом рассуждать об укреплении мира.

Я распинаюсь перед журналистской братией в местном кинотеатре как кинозвезда на премьере блокбастера. Остальное условно рабочее время протекает в командном пункте, туда допущена полудюжина избранных, включая очаровательную негритянку из Эй-Би-Си, то бишь из лагеря противника. Какой смысл в рослых сержантах на входе и шлюзе-турникете, если пропуск выписан очевидному шпиону?

Майор Рашид Салех, заведующий пунктом, более сдержанный в оценках нашего превосходства. Во-первых, он помнит, что некоторое количество ракет таки долетело до цели во время первой атаки, а американские вояки — не хронические идиоты, как их изображает Голливуд в попытке представить крутыми. Опыт они учли и наверняка готовят что-то другое.

Во-вторых, когда журналистская братия не водила жалом поблизости, он развернул карту. От увиденного у меня чо-то ледяное пробежало между лопатками.

— Глядите, месье Ген. Лаугат в двухстах тридцати километрах от ближайшей пусковой установки.

— То есть непосредственно не прикрыт?

Майор тщательно выбрит и вообще исключительно надраен. Он — как бы лицо нашей армии перед оком вражеских телекамер. Сейчас на его лощёном челе собираются неуставные складки задумчивости. Ещё в России мне вдолбили намертво: военный должен не раздумывать, а приказ выполнять. Так как армия централизована, то её главнокомандующий обязан мыслить за всех!

— Генерал Мохаммед Маджид заявил: если ракеты не преодолеют прибрежную полосу обороны, здесь гарантирован полный штиль.

А спорить с алжирскими союзниками наши не захотели.

— Он не прав?

Теперь морщинами покрылся даже майорский купол.

— «Пятьдесят первая» поднималась на сто восемьдесят километров, запускать её выше не имело смысла. Но, будьте уверены, она запросто перемахнёт через линию ПРО, если понадобится.

Твою ж налево… А координаты нашего командного пункта известны в НАТО с точностью до дюйма.

— Я должен показать вам кое-что, месье Ген.

Спускаемся в подвал. Люк в него ведёт прямо от компьютеров управления огнём. Люблю военных параноиков! Они — предусмотрительные.

— Что это? Резервные серверы? — показываю на ряды ящиков с индикаторами на стеллаже вдоль стены.

— Так точно. Предупреждаю, месье Ген, журналюгам — ни слова о подвале.

— Конечно, майор. Но в случае непосредственной опасности… Если «пятьдесят первая» долетит, я могу затащить сюда иностранцев?

— Исключено!

— Но… Майор! Представьте политический резонанс — американские ракеты убивают американских журналистов, а мы их спасаем! Это важнее, чем вся наша операция по охране Алжира.

— Я обязан запросить командующего, месье, — вояка на миг запнулся, потом угрюмо закончил. — Мне в любом случае бежать вниз не придётся. Мой боевой пост — наверху.

Поражённый армейской самоотверженностью, плетусь наверх. Вскоре заглядывает шоколадка из лагеря потенциального противника.

— Сегодня ничего не предвидится, мистер Ген?

— Если ваше правительство во имя мира и демократии не начнёт Третью Мировую, то вряд ли.

— Тогда — утомительный рабочий день закончен, — она улыбается с понимающим видом, знаю мол, вы здесь тоже не сильно напрягаетесь. — Угостите девушку коктейлем?

Наверно, разумнее отказать и тем самым внести некоторое разнообразие в её звёздную жизнь, где отказ не рассматривается даже гипотетически. Рациональный вариант чреват одиноким вечером в казарме, в крошечной комнате на двоих командировочных. Мы не в Центральной Африке, пить, курить и ширнуться чем-то лёгким здесь не запрещено, только весьма недальновидно с точки зрения дальнейшей карьеры.

— Зарплата госслужащего в стране, поддерживающей диктаторский режим, позволяет такие траты. Идём!

Мы шагаем по вечерней улочке, свернув с проспекта Независимости, и привлекаем множество взглядов. Я — белый, никакого интереса не представляю, скорее всего, принимают за недобитого потомка французских колонизаторов. Даже если мутные глаза, глядящие на нас из подворотен, смотрят телевизор и видели меня на брифингах, вряд ли кто узнает. Все белые на одно лицо.