Ответные санкции

А в офисе университета на Рамат-Гане обнаруживается тот же состав автобуса, что в трансфере до отеля. Ну, кроме семейной троицы с малым ребёнком. Ан нет, мамы с девочкой не видно, зато папаша внимательно рассматривает постеры на стенах. Золотые дукаты Центральной Африки заманчивее всех достопримечательностей библейских земель, как оказалось.

Люди перестают шугаться друг друга. На пароходе изображали туристов, шумно обсуждали перспективу фотографироваться в кипочках у Стены Плача. Маски сняты, всех в Израиле волнует только одно – уехать из Израиля на юг, а не на север. Гриша держится шагах в десяти от меня. Интересно, за два задания одновременно – в Корпорацию пробраться и меня пасти – ему платят хотя бы полторы ставки? Если спрошу, наверняка отшутится в типичной для силовиков манере: платят за должность, звание и выслугу лет, а за службу получаешь только взыскания и сердечные приступы.

Так, моя очередь. Еврейка, более приятного вида, чем пограничница, собирает флэшки. Я свою просканил и очень тщательно, поверьте. Наши запросто могли подкинуть в неё троян, поручив переслать базу данных Университета на сервак российской внешней разведки. А если меня засекут? Как говаривал покойный Иосиф Бродский, тюрьма – недостаток пространства, возмещённый избытком времени. А про израильские тюрьмы рассказывают разное… К слову, на флэшке антивирус ничего не обнаружил.

Признаюсь, до этого момента мной владело странное легкомыслие. Ракетная программа уровня хай-тек в захудалой африканской провинции и возможность разгрома американского флота затрагивали мою персону столь абстрактно, что с вероятностью около ста процентов я предполагал, будто совершаю увеселительную экскурсию по библейским местам за счёт федерального бюджета и скоро вернусь домой под вопрошающие очи жены и обличающие – тёщи.

Иллюзия пала, как Троя под ударами эллинов, от слов рекрутёра: «вы прошли предварительный отбор».

От изумления таращусь на него. Солидный такой нег… в смысле – афроамериканец. Чёрт, нет! Мы в Азии, он представляет свою страну. Афроафриканец? Надо выяснить, как их именовать. Русский язык чистый, на уровне московского Университета Дружбы Народов. То есть примерно как английский китайского образца, без половины глагольных форм и сложноподчинённых предложений. Чем-то напоминает компьютерный синтезатор речи. Сам афроабориген такой же – искусственный, картинно чопорный.

– Очень рад… сэр! Что дальше?

– Вы не задали ещё один вопрос, мистер… Mer… Merz…

– Мерзляевский.

В Москве учился, а к нашим фамилиям не привык?

– Извините. Кандидаты спрашивают об отборе. Почему именно их. Рано или поздно.

– Да, конечно.

– Я не знаю. Предварительный отбор делает наш интеллектуальный центр. Могу лишь предполагать. Вы не штатный сотрудник разведки?

Внештатный, хотел сказать? Почти угадал. Пользуюсь гибкостью родного языка, ему недоступной. Если разговор прогоняется через анализатор с функцией детектора лжи, надо говорить относительную правду.

– Я не офицер спецслужб.

– Это не столь важно. Пока. Вас могли вербовать. Или обратятся с вербовочным предложением уже сегодня. За вами выбор. Наша страна не работает против вашей. Но частные интересы могут разойтись. Вы хотите работать на Африку. Вы хотите работать на Исследовательский Университет Корпорации. Вдруг интересы войдут в противоречие? Выбор вы должны сделать до.

Молчу. С этой проблемой надо переспать.

– Жду вас завтра в 10-00.

Киваю и слышу от него единственную вполне человеческую фразу, от этого чёрного андроида.

– Извините за срыв экскурсии к Мёртвому Морю.

В отель возвращаюсь, чувствуя себя перевёрнутым с ног на голову. Уж лучше к Мёртвому Морю. Я, конечно, патриот до мозга костей, болею за московский «Спартак», за сборную – всегда, хоть и без удовольствия. Но вдруг оказался в ситуации, будто назначен тренером российской сборной, неким чудом прорвавшейся в финал мундиаля против Германии, и надо во что бы то ни стало победить, а состав команды беременно-пешеходный, не сравнить с ЧМ в России, когда натянули испанцев. Ой вей, мне это надо?

Прелюдия вторая

– Дед? Это ты?

«Признал… А я как чувствовал. Ни Вовка, ни Ирка ко мне не тянулись. Да не кричи ты. Слышу».

«Деда… Как тебе?»

«Уже никак. Всё кончилось».

«Деда-а…»

«Не реветь, Первая Конная!»

Витя зарыдал в голос. Уж и лето прошло с той весны, и осень началась, а так его не хватает! Мальчик шёл мимо рабочих пятиэтажек и плакал от души, не стесняясь мокрых дорожек на щеках и своего горя. «Первая Конная…» Дед всегда так звал внуков, выстраивая их в ряд на сучковатых палках с деревянными сабельками в руках. Они с криком «ура» неслись рубить головы проклятым буржуинам или хотя бы кустам чертополоха во дворе.

«Деда, ты всегда со мной!»

«Точно. И пока я тебе нужен – всегда буду. И выведу тебя в люди».

«Буду такой как ты?»

Это даже не предел мечтаний. Это – сказка. Дед, суровый полковник НКВД, а потом МГБ и КГБ, начинал в Гражданскую с Будённым, ранен при штурме Берлина… Да на его жизнь выпало подвигов больше, чем у любого киношного героя! Только он не любил о них рассказывать.