Ответ знает только ветер

— Мы могли бы здесь сесть на корабль и плыть вокруг Африки — Касабланка, Капштадт, Дар-эс-Салам. А потом повернуть на север — Карачи и Бомбей, Мадрас, Калькутта, Сингапур, Бангкок. Я видела столько фильмов и фото по всем этим городам, что мне не терпится увидеть их своими глазами — но с тобой, только с тобой. Это мое самое большое желание. К тому же такие путешествия не слишком дороги.

— Мы обязательно объедем кругом всего света, — сказал я и почувствовал, что сон одолевает меня. — И все эти города мы осмотрим вместе, мне тоже этого хочется. Некоторые из них я хорошо знаю и смогу тебе там все показать.

— Да, Роберт, да! — Она крепче прижалась ко мне. — Гонконг, Манила, Тайбэй, Нагасаки, Йокогама, Токио…

Эти слова я еще слышал, хотя уже довольно смутно. Потом крепко уснул. Во сне я оказался в Африке, в Дар-эс-Саламе, и отчаянно торговался из-за цены на коралловые бусы для Анжелы.

18

Она сидела на низеньком стульчике перед туалетным столиком с трельяжем в ванной комнате. Зеркало было подсвечено с боков. На Анжеле ничего не было кроме трусиков телесного цвета. Волосы она уже уложила, причем это получилось у нее очень быстро, и теперь делала макияж, потому что я сам попросил ее об этом. Я сидел на кровати в спальне и наблюдал за ней. До этого мы с ней вместе выкупались. Потом Анжела намазала все тело кремом, который моментально впитался. Я помогал ей, а она говорила о том, что ей приходится часто мазаться кремом, потому что воздух в Каннах сухой и потому что она много бывает на солнце… Теперь она сидела перед трельяжем и губочкой, смоченной каким-то тоником, протирала лицо. А я просто сидел, смотрел на нее и не двигался.

— Это все же довольно скучное занятие для мужчины, — заметила Анжела. — Пойди, почитай что-нибудь, выпей что-нибудь, Роберт.

— Нет, — заявил я. — Я хочу смотреть на тебя.

— Ты любишь смотреть, как женщины наводят красоту?

— Я еще никогда этого не делал. А у тебя мне все нравится.

Теперь она круговыми движениями нанесла какой-то другой крем на лицо и оставила на какое-то время, чтобы он впитался в кожу. Делала она это все очень сосредоточенно и не отрывала глаз от зеркала, в котором видела и меня. Мы смотрели друг другу в глаза, хоть она и сидела ко мне спиной. Потом она взяла крем-пудру и равномерно размазала ее по лицу. Она была того же золотисто-шоколадного цвета, что и ее кожа.

— Этой крем-пудрой ты просто делаешь цвет лица совсем-совсем однотонным, верно?

— Да, — с готовностью отозвалась она. — У меня есть крем-пудра нескольких оттенков, и я применяю их смотря по тому, насколько уже успела загореть, понимаешь?

Я кивнул, она увидела это в зеркале.

А я подумал: нет, сегодня я ей наверняка не смогу сказать, что мне придется отнять ногу, но когда-нибудь все же придется. Как она тогда будет держаться? Что, если она начнет меня утешать и вообще всячески мне помогать? Что мне тогда делать? Благодарить за каждое сказанное мне слово? Цепляться за нее? Разве это не эгоизм чистой воды, разве я имею право требовать от нее такой жертвы? Или же мне следует исчезнуть из ее жизни, — именно потому, что я так ее люблю, — исчезнуть деликатно, без звука и следа, когда придет мой срок? Мысли и чувства мои метались из стороны в сторону. И тут же я вновь был полон надежд и думал, что если я не оставляю Анжелу одну, то это вовсе не эгоизм и что я наоборот могу и должен оставаться с ней…

Черным карандашом Анжела подвела брови. Она была полностью поглощена своим делом: ведь она хотела «стать еще красивее». Она делала это для меня. Если она это делала для меня, наверняка станет делать и другое. Она наверняка станет делать для меня все. Ухаживать за мной после операции. Помогать мне, пока я не научусь как следует ходить на протезе. И в противоположность моим ночным мыслям теперь я думал: «Старик, величайшее счастье, какое только могло выпасть тебе на долю, это встреча с Анжелой. С ней ты вынесешь все, в том числе и ампутацию. Но будешь ли ты после этого настоящим мужчиной? Будет ли с этим все в порядке? Настоящим мужчиной, какой нужен женщине?»

Анжела взяла бутылочку, обмакнула в нее кисточку и осторожно нарисовала вокруг глаз бирюзовые тени. Бирюза к черному платью, подумал я. К другим платьям у нее наверняка тени другого цвета. И еще я подумал: «О, да, с Анжелой я останусь настоящим мужчиной и при одной ноге. Благодаря ей». «Счастливчик ты», — сказал я сам себе.