Ответ

В руке у Балинта было пять бумажек по десять пенгё и семь монет по одному пенгё. Балинт аккуратно расправил и сложил ассигнации, засунул их в правый карман штанов, монеты опустил в левый. Эти деньги значили куда больше, чем тысяча пенгё, которую он неделю назад небрежно запихивал в тот же правый карман, словно в корзину для бумаг. Не успев спрятать, он тут же опять потянулся за ними, пощупал: это были верные, надежные деньги, они ласково и упруго прижимались к ноге, их было много — не столько, чтобы дом купить, но, пожалуй, того больше: на них можно справить рубашку, штаны, обзавестись костюмом, подарить расписной халат матери; а из левого кармана хватит и сестренкам на пирожное, даже по два пирожных, с кремом. А Фери что?

— Вы сколько получили, дядя Йожи?

— Двадцать девять двадцать, — сказал Йожи, медленно проведя ладонью под длинным в красных пятнах носом. Мальчик вспыхнул пристыженно: выходит, он заработал вдвое больше взрослого, который к тому же устроил его на это место? Он сильно поддал ногой дорожную пыль.

— Поедете сейчас к нам, дядя Йожи?

— Куда?

— В Киштарчу.

— Никак невозможно, — сказал Йожи.

Они молча шагали по пыльной мостовой к проспекту Ваци, велосипед бесшумно катился рядом с ними. Машина была отличная, Балинт одним глазом поглядывал на сверкающий руль, другим же, однако, косил на дядю. — Этот Рознер человек что надо, — заговорил Йожи, — тебе здесь будет недурно. Не проходит дня, чтобы он не подбросил людям от себя по двести граммов сала или колбасы, хлеба, иной раз даже на соленья не поскупится, а бывает и вовсе свихнется — по стакану фреча или пива всем выставит. Больше его, насколько я знаю, никто не платит по нынешним временам. Говорит: если мои дела идут хорошо, пусть и людям перепадает. И страховку сам платит.

Балинт остановился. — Дядя Йожи, пожалуйста, поедем в Киштарчу!

— Ходус тоже человек хороший, — не дал себя сбить Йожи, — но когда заупрямится, тут его и паровозом не сдвинуть с места. Он ведь для чего тогда после смены тебя работать заставил? Хотел мне доказать, что ты малец еще. Но зла ни на кого не держит. Не вышло по его, значит, не вышло — утрет нос да и пойдет дальше. Теперь он к тебе хорош будет.

Балинт молча месил дорожную пыль и терзался, не зная, как ему быть. До проспекта Ваци остается шагов сто — вот на перекрестке прогромыхали друг за другом два тяжелых грузовика, следом, чуть медленней, прокатил трамвай, «тройка», — дороги их расходятся. А ему, как назло, ничего не приходит в голову, чтобы хоть обманно отдалить расставание. Над головой беспощадно палило солнце, в голубом мерцающем небе не видно было ни облачка, тень единственного на этой улице, высохшего и давно уже облетевшего дерева так жестко и самоуверенно разлеглась на мостовой, что Балинт невольно переступил ее, стараясь не задеть.

— Есть у Ходуса красотка дочка, — продолжал как ни в чем не бывало дядя Йожи, — у нас же в конторе служила, а в прошлом году сбежала в Германию со скрипачом-цыганом. И сын у него был, погиб на войне, подо Львовом. С тех пор старики совсем осиротели. Жена придет иной раз в контору, сядет в уголке, напротив мужа своего, и вяжет платок черный. В такие дни обязательно зовут к себе на ужин одного-двух холостяков, бессемейных.

— И вы бывали у них, дядя Йожи?

— Бывал.

Балинт опять остановился. — Дядя Йожи, а вот та история, с гармоникой… это ведь неправда все?

— С какой гармоникой? — удивился Йожи.

— Я сразу так и решил, — кивнул Балинт.

— Что решил?

— Что вы просто выгородить меня хотели.

— Ничего не понимаю, — буркнул Йожи. — О чем ты?

Мальчик почесал в затылке.

— Когда я в прошлое воскресенье наврал, будто на спор велосипед выиграл, и видно было, что мама не верит, вы начали про гармонику рассказывать, помните, которую, мол, тоже на спор выиграли, дома еще, в Барачке…

— Ну и что дальше-то?

— А то, что неправда это, — прямо глядя Йожи в глаза, заявил Балинт.

— Может, и так.

— Ну вот.

Они вышли на проспект Ваци. Йожи протянул руку.

— Ну, бывай!.. Привет семейству.

— Вы сейчас куда, дядя Йожи? — спросил Балинт задумчиво.

— Домой.

Балинт смотрел на костистую его руку, всю в синих жилах, которая, выпустив его ладонь, вернулась на свое место — устало повисла вдоль потрепанной штанины.

— Поедемте к нам, дядя Йожи!

— Никак невозможно, — уныло скособочив нос, сказал Йожи. — Приглашен на ужин к премьер-министру нашему, графу Бетлену. Лапша с картошкой обещана, мое любимое блюдо, я от него ни за какие деньги не отказался бы.

Мальчик засмеялся и с неожиданным пылом кинулся вдруг Йожи на шею, поцеловал в одну щеку, потом в другую. — А вы позвоните господину премьер-министру по телефону! Мол, прийти не можете, заняты!

— Чем же это?

— А народом! — крикнул Балинт, вскакивая в седло велосипеда. — Славным венгерским народом!.. А ну, поглядим, кто поспеет домой раньше.

— Эй, — крикнул сзади Йожи, — я завтра утром приеду!

Балинт обернулся.

— Нет-нет, мама будет ждать к ужину!