Ответ

Мастер Ходус стоял за письменным столом, упершись в него обоими мощными кулачищами. Электрическая лампа под зеленой тарелкой, свисавшая с потолка, покачивалась возле самого его лба, отчетливо высветив крупное старое, изрезанное глубокими морщинами лицо. Чуть скошенная влево картофелина носа была как бы его центром, к которому сбегались, словно стрелки дорожных знаков, тысячи морщин и бороздок, устремленных с каждого участочка кожи к несколько скособоченной смотровой башне. Серый ежик коротко остриженных волос прятался в тени абажура.

— Привел я племянника-то, господин Ходус, — сказал Йожи.

Густые седые брови обратились на Балинта. — Зачем?

— Толкачом… Вчера вечером о том разговор был, помните, господин Ходус?

— Это вы про него говорили?

— Про него. Он хоть и мал, да вынослив.

Громадный мастер покачал головой, большая круглая голова-тень за его спиной повторила движение еще решительней. — Не верится.

— Я за него ручаюсь, господин Ходус, — взмолился Йожи.

— Не верится, — повторил мастер. — Детей на работу не беру.

— Племяннику моему шестнадцать, господин Ходус!

Балинта совершенно заворожило иссеченное, изборожденное, как буханка хлеба, лицо старого мастера, на котором — едва он открывал рот — тотчас начиналось великое переселение морщин и морщинок к сдвигавшемуся то вправо, то влево носу, когда же рот закрывался и нос возвращался на прежнее центральное свое место, они все разом, словно по команде, тоже разбегались по местам. Мальчик целиком ушел в это зрелище и опомнился лишь на пятой-шестой фразе, уразумев вдруг, что слова, вылетающие из-под этого дружелюбно кивающего носа, относятся к нему.

— Мне еще пятнадцать только, дядя Йожи, — сказал он тихо.

Мастер Ходус взглянул на него. — Ну, видите, пареньку-то и не хочется еще работать. Не будем принуждать его, господин Кёпе!

— Извините, господин мастер, — воскликнул Балинт, — а только вы ошибиться изволили. Если я правду сказал, это не значит, что я не хочу работать. Испытайте меня, пожалуйста!

От волнения у него даже пальцы ног одеревенели: только сейчас он осознал, что эта работа может еще и уплыть от него. Большие, словно светящиеся изнутри, мальчишеские глаза впились в лицо мастера, но мгновенная передислокация морщин ничего Балинту не объяснила, и он был искренне поражен, когда из-за сбежавшихся к центру и тут же вновь разбежавшихся складок громыхнул смех, от которого затряслось все громоздкое тело мастера, а его светло-голубые глаза неожиданно сузились в щелочки.

— Ну и хитрец! — выговорил господин Ходус. — Такого, чтоб со спокойной совестью хоронить, по крайней мере дважды пришибить надобно, для пущей верности. Словом, хочешь попробовать? Вы там скажите, господин Кёпе, чтобы выдали ему спецовку и деревянные башмаки, пускай покажет, на что он годится! Но тут, молодец, работать надо, а не то — скатертью дорожка!

Балинт смотрел мастеру прямо в глаза и улыбался. Отвечать было нечего; он понятия не имел, почему его назвали хитрецом, раздумывал об этом и час спустя, стоя перед настилом с длинным железным крюком в руках и подталкивая к погрузочному окну двадцатипятикилограммовые ледяные столбики. Работа показалась ему нетрудной: на деревянном помосте, впритирку друг к дружке, лежали двадцать четыре ледяных глыбы, упираясь ребром в крестовину, их-то и нужно было поочередно, подцепив крюком, повернуть и протолкнуть в тоннель — погрузочное отверстие в стене, под которым снаружи стояли наготове ломовые телеги. Первые глыбины, лежавшие у самого отверстия, достаточно было только чуть-чуть подтолкнуть, и они скользили прямо в руки принимавшему их на телеге грузчику, те, что лежали подальше, приходилось выталкивать коротким резким движением, подцепив точно посередине. Балинт за десять минут освоил эту нехитрую науку: сверкающие в электрическом свете стройные ледяные столбики, подколотые его копьем, мчались сломя голову один за другим. На них весело было смотреть: они спешили друг за другом невесомо и беззвучно, эстафетой легкости и чистоты исчезали в узком тоннеле. Когда удавалось толкнуть глыбу так быстро, что она успевала догнать свою предшественницу и в тоннеле легонько стукнуть ее носом, Балинт радостно смеялся.