Отверзи ми двери

- Ну а вы, Любушка, - Саша явно был пьян, хотя, видно, и много мог в себя перелить, но хватил все-таки лишка, - неужто с вашей красотой и ученостью останетесь в этом, прости меня Господи, уж ежели есть он, богомерзком городе? Супруг ваш, вижу, из тех, кого не научишь, кому одна радость, когда их по голове бьют, только просят, чтоб побольше, им в этом видится высшая цель, но вам-то это зачем? Глазки повыплачете, выцветет красота, а тут ваши последние бабьи годочки, простите уж за прямоту! Эх, мы и загуляли бы, названья одни чего стоят - Ницца, Монте-Карло, Лиссабон, Бермудские острова! Мы там торганем вашей красотой - небу станет жарко! - русская женщина с еврейской закваской... Так ведь, угадал, не ошибся? Самый, простите, цимес, уж мне поверьте, попробовал... Да замордуют они вас тут, своим слюнтяйством занудят, вы свой масштаб только теряете. Эх, не то, не того вам нужно! Я ж говорю вам, знаю, повидал кой-что, глаз имею... Когда бабу давно не целуют, не обнимают - видно, ой, видно это, Любушка! А ведь последние остались поцелуи, пройдет, не вернется!..

Костя поднялся, на Льва Ильича дико посмотрел.

- Что ж, взаправду берете?.. - Люба на вид была спокойная, ничто в ней не дрогнуло, только глаза выдавали, да и не каждому - кто знал их. Лев Ильич знал эти глаза у нее и все, что сейчас последует. ("Пьян он все-таки, этот Саша, не равное сражение, хотя почему ж неравное - и она набралась. Правда, он не знает, что коль она пьяная - плохо его дело", - ровно так думал Лев Ильич, сам себе удивляясь.) - Значит, не шутите, берете? Только запомните, Саша, я женщина дорогая, мне не слова нужны, я этих слов за свою жизнь, ух, сколько наслушалась! И Ницца мне не нужна, Лиссабон с этими дурацкими островами. Там у них в Европе есть закоулочки - знаю, прослышала кой-что. Вот там, где за поганую русскую водку, за селедочку вонючую-ржавую сотни долларов швыряют вот где шик! - там и погулять и поплакать можно... Иль испугались?

- Да вы что, серьезно, Люба? - Саша прямо на глазах начал трезветь. - Да если б я хоть на минуту мог поверить, если бы вы согласились, - я один еду и вот-вот, я знаю, у меня сведения точные, верные, - вот-вот получу, я бы мгновенно вас вписал к себе... Да вы что? Правда? Если б с вами...

- Стоп, - сказала Люба, так же она сидела, ни разу не повернулась, на Льва Ильича не смотрела, - а вы как там мной собираетесь торговать, советоваться хоть станете, или кто даст больше, а вам все равно? Хотя нет, прошу прощения, много ли мне осталось, не успеете, состояния не сделать, самому б хватило последние у меня остались... неизрасходованные поцелуи - так, что ли?

- Вы меня простите, Люба, - новые нотки появились у Саши в голосе. - Я это так, для остроты, для пустого трепа, чтоб разговор перебить, я понимаю кое в чем толк, мне и в голову не могло прийти. Да я вас давно знаю, заметил, слышал еще больше, у меня, правильно только поймите, идея была б, а то это все больше от того, что и моя жизнь впустую - силы девать некуда, не залатывать же эти вонючие прорехи, нашей кровью перемазанные? Лучше уж там, хоть чистого воздуха поглотаю, а с вами - можно б, и правда, все начать с начала... Да я - куда хотите!

- Ну а вдруг передумаю, позову вас в Абакан?.. Ну, ну, что вы, - она даже покраснела, подняла руку к глазам, заслонилась, - пошутила, зачем мне требовать от вас такого подвига, тем более знаю, предупреждена, что последнее осталось, это раньше надо было нам так-то вот встретиться, тогда б могла диктовать и географические условия. А так, что ж - значит выбор между Ниццей и Лиссабоном?

Саша все больше трезвел и на глазах менялся, такая спокойная наглая уверенность была в нем все время, а тут появились мелкие суетливые движения.

- Вы знаете, Люба, - сказал он уже негромко, - я вас верно давно знаю, вы помните, может быть, один вечер в ресторане на Речном вокзале, там еще цыгане были?..

- Ну вот, - засмеялась Люба, - я еще с вами уехать не успела, а вы при моем муже такие подробности, может, я всю жизнь про то молчу. Совсем вы иностранец какой-то - Речной вокзал у нас известное место для адюльтеров...

Сашу даже жалко стало, до того он смутился.

- Нет... я в том смысле, что с тех самых пор никак вас не могу забыть. А знаете, поверьте, это редко со мной... - он на Льва Ильича оглянулся, покраснел и совсем сбился.

- Ну, что ты! - смеялась Люба. - Зачем такие откровенности! Такой воин, такой гуляка, такой русофоб, а перед русской женщиной, с которой только спать да на дверь указывать, правда, кровь еврейская чуть подмешана, но такого уж зачем теряться! А как же ваша идея, миссия, об еврейском засеменении человечества, или от меня станете гулять, как в Европу залетим - а вдруг не соглашусь? Претензии предъявлю, там строго, а может там и такой работы не требуется, до вас ее всю провернули, закончили? Или так крепко надеетесь, что меня совсем ненадолго хватит, сразу скисну - сдадите в богадельню?

- Я извинился перед вами, - Саша начал злиться, - объяснил, что те слова ничего не значат.