Отцовский штурвал

Ребята благополучно пробрались на склад, стали развязывать тюки с макулатурой. Где-то рядом под тюками бегали, шебаршили мыши. А когда по крыше склада забарабанил редкий дождь, ребята осмелели: кому в непогоду вздумается проверять, что делается на складе? И просчитались. Неожиданно открылась дверь, нарисовался Гриша-тунгус. Черное, прокопченное, как шайба, лицо сияло охотничьей улыбкой:

– Попался, голубчик!

Внутри у Сережки все оборвалось, он бросил взгляд на спасительную дыру – до нее было далеко. Васька, застывший за тюком макулатуры, умоляюще смотрел на него. И тогда Сережка пошел к сторожу. У Гриши от удивления вытянулось лицо, обычно шпана бросалась кто куда, а тут попался сознательный. Он положил руки на Сережкино плечо и повел его к проходной.

Сыпал дождь. Черная труба фабрики, будто штык, вспарывала низкие облака, и оттуда, не переставая, лилось на землю. Где-то сзади брякнула доска в заборе, и Сережка завистливо вздохнул: Васька был на свободе.

«Чтоб ему сгореть на том свете, морде бандитской. Чуть что – я свистну», – мысленно костерил он Федьку. На душе было гадко и тоскливо, а боялся он одного: как бы Гриша не повел его в школу, Тогда, считай, труба дело, как пить дать, вытурят.

Возле проходной Гриша замедлил шаг, снял руки с плеча, достал из кармана пачку папирос, сунул одну в зубы, вытащил коробок, прижал его к груди, чиркнул. Сережка стрельнул по сторонам глазами. Проходная рядом: несколько прыжков – и на улице, но он знал, еще никто не уходил от тунгуса. Крепок, как лось, Гриша на ноги, бросишься убегать – только усугубишь дело.

Затянувшись, Гриша снова посмотрел на Сережку.

– Ты чей будешь? – строго спросил он.

– Погодиных…

– Это Николая Погодина, что ли?

Сережка молча кивнул головой.

– Что хотел-то? – помолчав немного, уже мягче спросил Гриша.

– Книгу про летчиков, – выдавил из себя Сережка.

Деревянно переставляя ноги, он плелся за Гришей, все еще слабо надеясь, что там, куда ведет его тунгус, сидит Федькина бабка, авось она пожалеет его и отпустит с миром.

В сторожке было на удивление чисто. В углу комнаты стоял покрытый газетой столик. На нем электрическая плитка, чайник. На подоконнике в поллитровой банке вилки, ложки. Но самое главное, что отпечаталось в голове, – шарниры и шпингалеты… Окно было не глухое. За ним мокла полынь, а чуть дальше, качаясь, горбился под дождем тальник. Вот там-то уж Грише не угнаться за ним.

Сторож присел на корточки, начал вытаскивать из-под топчана книги. Все они были с того склада, откуда только что привели его самого.

– Вот здесь про самолеты, – протянул он книгу Сергею. – Только на склад не лазь. Узнают в школе – ругать крепко будут.

«Не скажешь, так не узнают», – подумал Сережка. Он понял, ничего плохого Гриша ему не сделает. И верно, подержав еще несколько минут, сторож отпустил его. Друзья мокли под дождем, поджидая в боярышнике. Федька выглядел сконфуженным. Оттопырив губы, оправдывался:

– Сам видел, как она пошла на работу. Ей-богу, не вру. Век свободы не видать. Я ей покажу, чтоб не обманывала.

Не знал еще Федька, что с бабкой произошла беда. Сразу же после обеда ей стало плохо, ее увезли в больницу. Совсем осиротел Федька Сапрыкин. Несколько дней он ночевал у Косачевых, потом его забрали в детдом.

ВАСЬКИНА ТАЙНА

С вечера друзья собрались на рыбалку, накопали червей, приготовили снасти. Чтобы не опоздать на утренний клев, решили спать на чердаке у Косачевых. Там на соломе лежал матрац, поверх него ватное одеяло. Вместо подушек – старые фуфайки. Подсвечивая фонариком, ребята забрались под одеяло, поелозили по матрацу, отыскивая телом место поудобней, и притихли.

Темнота пришла не сразу, она стала укладываться на ночь по частям: сначала в чулане, потом устроилась в собачьей конуре, потом перебралась и на чердак, выждав свой час. Где-то рядом сонно заворковали голуби, сквозь узкую щель на крыше глянул желтый, как самородок, кусок луны.

– Вась, что бы ты сделал, если бы нашел клад? – неожиданно спросил Сережка.

– Я бы конфет купил, шоколадных, – помедлив, сказал Васька. – Килограммов пять, и наелся бы до отвала.

– А я бы матери кольцо купил и сережки, а отцу баян с латунными планками. Только где его, клад, найдешь… Наверное, золота на луне много. Вон как блестит. Вот Федька Сапрыкин находил. В прошлом году возле церкви площадку ровняли. А там раньше кладбище было. Федька крест нашел золотой. Только у него отобрали. Он мне сам рассказывал.

– Федька соврет, так недорого возьмет, – зевнул Васька. – Ты че, его не знаешь?

Он поелозил по матрацу, вдруг отбросил одеяло в сторону, встал на колени.

– Дай слово, что никому не скажешь!

– А что такое?

– Ну поклянись, поклянись!

– Что я, брехло? – обиделся Сережка. – Не хочешь, так не говори.

Косачев почесал голову, коротко вздохнул, поднялся и, согнувшись, пошел в глубь чердака. Тихо скрипнула доска, брякнула жестянка. Сережка, притихнув, ждал. Васька притащил небольшой узелок, быстро засунул его под одеяло.

– Давай фонарь, – шепотом приказал он. – И только не ахать.