Отцовский штурвал (сборник)

21 июня. Случилась беда, утонул Изотов. Я до сих пор не могу опомниться. Все произошло нелепо.

Утром мы погрузили на плот все свое имущество. Лохов потребовал, чтобы он со своим грузом был на одной стороне плота, мы – на другой. Я пробовал его убедить, что груз надо разместить в центре плота, но он уперся как бык. Кое-как погрузились и отплыли. Минут через сорок показался nopог. От первого камня мы отвернули, потом плот стало заносить, и Никифор с шестом бросился на другой конец, к Лохову. Тот, как и в самолете, заорал: «Не подходи!» Никифор не сдержался, замахнулся на него шестом, Лохов – за пистолет. В это время плот налетел на камень. Изотов не умел плавать… Утонуло все золото. Никифор успел вытащить кошелку с продуктами. У меня разбита нога, кажется, вывих. Кое-как доплелись обратно до самолета.

ПРОБИТОЕ КРЫЛО

Сушкова искали до осени, в основном охотники-промысловики. Выделить для этого самолет не представлялось возможным – шла война, на учете был каждый литр бензина. А к зиме, когда выпал снег, поиски были прекращены. Вскоре самолеты передали в распоряжение Государственного Комитета Обороны, и летчиков гидроотряда перевели в Забайкалье, на станцию Бичура.

Место не ахти какое, голая степь да небо. Есть еще заросшее травой, похожее на заржавевшую тарелку озерко, да на железнодорожной станции хорошо видимый с воздуха ориентир – прокопченная паровозным дымом водокачка.

Круглые сутки гудят на станции рельсы, идут на запад эшелоны, пиликают гармошки. Ситцевой волной выплескивают к вагонам бабы, ребятишки из окрестных деревень – ищут среди солдат родных, знакомых.

На аэродроме свои заботы: едва высунется солнце, раздается сухой кашель остывших за ночь моторов, заходит ходуном устоявшийся над степью воздух и один за другим поднимутся самолеты, улетят на рудники. За день летчики делают по шесть-семь рейсов. Ночью работа техникам – при свете шахтерских ламп снуют они вокруг самолетов: делают профилактику двигателям, клеят заплатки на плоскости, меняют колеса.

Прошел год, и о пропавшем самолете стали забывать. Но тут произошло неожиданное: на Кодарском перевале, почти рядом с аэродромом, с земли был обстрелян самолет Михаила Худоревского. Летал он в Бодайбо с особым заданием – возил с приисков золото. На него в Америке покупали самолеты, которые, как слышали летчики, скоро начнут перегонять на фронт через Аляску. По всей трассе до самой Чукотки началось строительство взлетных полос, аэропортов. Михаил мечтал попасть на эту линию, а пока почти каждую неделю через горные ущелья и перевалы добирался до Бодайбо, получал несколько необыкновенно тяжелых деревянных ящичков, упакованных в брезентовые мешки, грузил в самолете и брал курс обратно. В Бичуре он сдавал груз представителям банка, те на специальной машине увозили золото на станцию.

Все шло у него как по маслу, вплоть до того дня, когда после посадки техник Коля Опарин обнаружил в плоскости крохотную дырку. Сверху на выходе было рваное отверстие величиной с кулак.

– Какой-то шалопай сдуру пальнул в белый свет и попал в самолет, – предположили летчики, разглядывая пробоину.

Но командование группой рассудило иначе. Через день на аэродром нагрянули из особого отдела. Они дотошно расспросили летчика о полете, интересовались, не подходили ли к нему на аэродромах посторонние люди, где и как он сдает груз под охрану в случае вынужденной задержки по трассе. Дальше – больше. Из Иркутска прилетели военные с собаками, а с ними майор Ченцов, который когда-то занимался делом Сушкова.

– Диверсанты в нашем районе орудуют, – шепотом говорил всезнающий Опарин. – Крупное дело затевается. Облава. Ченцов, этот зря не приедет.

И верно, сразу же после прилета Ченцов зашел к командиру авиагруппы Буркову, попросил списки личного состава.

– Кто это Немых? – спросил он, сделав пометку на листе бумаги.

– Так это Гриша-тунгус, – торопливо ответил Бурков. – Помните, Сушкова искали, он проводником ходил.

– A-а, припоминаю, – нахмурился Ченцов. – Он же никакого отношения к вам не имеет. Зачем держите?