Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Церковь предполагалось закончить и освятить к Троице, но еще с начала зимы по уезду пошли тревожные слухи: появилась какая-то «Живая Церковь», какое-то обновленчество, «Союз Возрождения», «Древле-Апостольская Церковь»[52]. Не скоро разобрались, что скромное слово «обновленчество» включает в себя, как разновидности, все эти группировки с громкими названиями. Подробности доходили постепенно: то одно, то другое; было нелегко понять, в чем суть разделения, но основное было понятно: разделение, раскол. На чьей бы стороне ни была истина, раскол принесет Церкви много зла. И какие формы примет новое течение? Можно ли будет, не сходясь с обновленцами в отдельных вопросах, оставаться с ними в общении, как, например, с единоверцами, или непременно придется делать выбор: полное единение или полный разрыв? И как порывать? С кем оставаться? Говорили, что в Москве все епископы, весь Синод – обновленцы, что и недавно приехавший в Пугачев епископ Николай – такой же. А у большинства сердце к ним не лежало. Как же быть?

Некоторые с легким сердцем, даже с радостью бросились навстречу новому течению: иные – по убеждению, другие в надежде выдвинуться, большинство же – напряженно, настороженно, ловя и складывая в памяти все новости. Но отец Сергий не мог ждать. Церковь строилась, и нужно было подумать, как ее освящать. Можно ли обращаться к Амасийскому? А если нельзя, то что делать? Ведь больше епископов нет.

При закладке церкви отец Сергий обратился за благословением к епископу Николаю со спокойной совестью; ему даже в голову не могло прийти задуматься над этим. Сотни лет верующие получали в подобных случаях архиерейское благословение, получил его и он.

Сейчас было другое дело. Сомнения возникали одно за другим. Надеялись было, что удастся выяснить все на соборе, намечавшемся на начало 1923 года. Отец Сергий и его неизменный друг и соратник Сергей Евсеевич были избраны представителями округа на этом соборе. Но поездка не состоялась.

А слухи становились все напряженнее и тревожнее. Говорили, что уже до собора появились женатые епископы и второженцы священники, что в некоторых местах уже празднуют праздники по новому стилю, что… да много еще было разных слухов, и в конце концов все они оказались достоверными.

По благочинническим округам появилась новая власть – уполномоченные ВЦУ (Высшее церковное управление)[53]. Они держались маленькими князьками, не заменяя благочинных, ставили себя выше их, а иногда отдавали распоряжения, на которые не решился бы и епископ. Можно ли и обязательно ли их выполнять? Да и что такое самое ВЦУ? Скоро уже все интересующиеся знали, каким нечестным путем они захватили власть, но все-таки они ее имели, как же ей не подчиняться? Какие страшные слова: «НЕПОДЧИНЕНИЕ церковной власти». Но не менее страшно подчиняться такой власти, само чинной, разрушающей древние церковные постановления.

Даже если бы не необходимость освящать новую церковь, не в характере отца Сергия было занимать в такое время выжидательную позицию, ждать, когда кто-то преподнесет ему готовое решение. Он сам старался разобраться во всем.

В эту зиму он особенно сошелся с екатериновским батюшкой, отцом Иоанном Тарасовым, такой же беспокойной душой, как и сам. У отца Иоанна оказались нужные знакомства совсем рядом, в Хвалынске. Как ни странно, прожив почти семнадцать лет в соседстве с Хвалынском, отец Сергий совсем не имел там знакомых, даже таких, к которым просто можно было бы заехать переночевать. Для него Хвалынск существовал только как пароходная пристань и место, где два-три раза в год можно сделать необходимые покупки да зайти с женой или с кем-нибудь из детей к врачу. Ночевал он в таких случаях на постоялом дворе.

И вот теперь, когда связь с Самарой значительно ослабла и когда появилась необходимость постоянно иметь точные сведения о происходящем, оказалось, в Хвалынске имеются подходящие люди. Отец Иоанн познакомил своего нового друга с настоятелем Хвалынского монастыря архимандритом Анатолием, с одним из видных членов церковного совета монастыря и с настоятелем Хвалынского собора протоиереем Кармановым. У двоих последних была обширная переписка с Москвой, с Ташкентом, не говоря уже о других, более близких городах. При этом в Москве у них были корреспонденты, вращающиеся в высших церковных кругах, они сообщали иногда такие новости, которые и в Москве-то знали немногие.

Через этих людей отцу Сергию удавалось доставать материалы, которыми он удивил впоследствии некоторых своих самарских знакомых. Через его руки прошли копии (иногда даже заверенные копии) всех посланий Патриарха Тихона[54] и митрополита Петра[55], написанных в эту беспокойную зиму. И не просто прошли, он их зачитывал с амвона.