– Память у меня крепкая, не чета иным молодым, а никаких Романов я знать не знаю, – продолжал упорствовать старик.
– Да как же так! – воскликнул Роман. – Ведь, почитай, все детство ты меня нянчил, родителям моим служил верою и правдою!
– Лишь одни хозяева были у меня, да и те давно в могиле! – возразил старик.
– Неправда! Мать мою никто не хоронил и, даст Бог, жива она!
– Ты ли это, Роман? – осторожно спросил старик, когда осознал он смысл услышанного.
– Я, дедушка!
– Откуда же взялся ты? Мы-то уж тебя много лет за мертвого почитаем и молимся за чистую душу твою.
– А зря, дед! То есть, не зря, конечно... спасибо вам. Как видишь, жив я и нахожусь в полном здравии. Ты скажи мне лучше, остался ли еще кто жив из тех, кто жил в лесной деревне, когда уходил я оттуда?
– Почитай что все живы остались. Вот только Ваську рябого несколько годин назад бревном придавило, да старуха Прана померла прошлою весною... А остальные живы, помаленьку...
– Да где же они все?
– Как где? В деревне, надо думать... Это я здесь по нескольку дней живу – охочусь...
– Так был я на месте деревни – головешки там одни, пепелище, полынью поросшее.
– Эх, милый мой, давно ты в родных местах-то не был! – вздохнул старик. – Деревню на прежнем месте решили боле не строить – не тревожить грустную память, а отстроились по ту сторону холма, возле Студеного ручья.
– Скажи, дед, а брат с сестрой мои живы ли? – затаив дыханье, спросил Роман.
– Живы, живы, – закивал головой старик, отчего седые его волосы встали торчком. – Уж взрослые совсем стали. Когда ты пропал, они ведь совсем крохами были, а теперь им уж по десять годков! Рада, прислужница ваша верная, их вырастила да выходила. Они ее за родную матушку почитают, потому как настоящей-то почти и не помнят.
– А меня? – не удержался Роман.
– Ишь чего захотел! – фыркнул дед. – Столько лет носило тебя незнамо где, а теперь хочешь ты, чтобы брат с сестрой, коих оставил во младенчестве, тебя вспоминали! Знают они, конечно, что был у них старший брат, да думают, как и все, что сгинул он незнамо где...
Роман опечалился и заторопился.
– Пойдем, дед Макар! Проводишь меня до деревни, да покажешь, где Егор с Настей проживают.
– Ладно, внучок, только подожди, я сейчас зверье стреляное соберу...
Старик исчез в покосившемся домишке, но вскоре появился, таща несколько освежеванных тушек зайцев и четырех жирных, ощипанных куропаток.
– Давай сюда свою добычу, дед. Я ее к седлу приторочу, – предложил Роман.
По пути до деревни Роман все расспрашивал о деревенской жизни.
– Да что у нас! Все то же. Старые старятся, молодые плодятся, детки подрастают. Ты лучше о себе мне расскажи. Где пропадал? Что делал? Вижу я, что конь у тебя дюже добрый, что одежа на тебе богатая да справная, а значит, не ходил ты с сумой по деревням все эти годы.
– И с чего начать не знаю, дед, – неведомо отчего смутился Роман.
– А ты с начала начни. С той поры, как покинул ты родной дом. Мы-то грешным делом подумали, что зверь дикий в лесу тебя задрал. Несколько дней искали, не убоявшись татар, кликали во весь голос – да все напрасно!
– Я к дядьке своему пошел, о помощи просить!
– К какому дядьке? – удивился старик. – Ведаю я, что лишь один дядька Иван у тебя оставался, да и тот в далеком Новгороде обретается.
– Во-во! В Новгород-то я и пошел.
Старик так удивился, что даже остановился.
– Шутки шутишь ты, Роман, что ли? – недоверчиво переспросил он.
– Какие уж там шутки! – усмехнулся Роман. – Это теперь забавно, а тогда мне не до смеху было. Пошел, куда глаза глядят, и прошагал столько, что самому сейчас вспомнить страшно.
– Неужто до Новгорода добрался? – дрожащим голосом осведомился старик.
– Нет, до Новгорода не дошел я, а вот до Ярославля дотопал...
– Быть того не может, – вновь усомнился дед. – И что же делал ты там, в Ярославле?
– А я туда так и не попал, – признался Роман. – Возле стен славного того города встретил я монахов странствующих. Шли они в Переяславль-Залессский. Был промеж них один – Федором звали, – тут лицо Романа помрачнело. – Добрый был человек... Он-то и объяснил мне, что в Новгород идти мне смысла нет, потому как князь Александр, в чьей дружине дядька мой служил, сидел тогда в Переяславле. С теми-то монахами и дошел я до Переяславля. Да только не монахами они оказались, а переодетыми витязями...
Роман замолчал. Некоторое время он шел, не говоря более ни слова, глядя под ноги, и лишь все крепче сжимал уздечку идущего позади коня. Воспоминания накатили на него, и вновь чувство глубокой скорби по ушедшим в мир иной людям, которых он так любил, сжало его сердце.
– Что ж, нашел ты своего дядьку? – не вытерпел старик, желающий услышать продолжение рассказа.
– Нет, не нашел, – помотал головой Роман. – Погиб дядя Иван, почитай за полгода до того, как я до Переяславля добрался.
– Что же ты, сиротинушка, делал один-одинешенек в чужом городе? – запричитал дед, ни в чем не уступая заправской плакальщице.
– Нашлись добрые люди, – уклончиво ответил Роман. – Другого сродственника повстречал я в Переяславле.
– И что? – не отставал старик. – Кто ж ты теперь?