Отцеубийца

– Что ж, сильны те увечья? – усмехнулся князь и бросил косой взгляд на Феофана.

– Не так, чтобы очень, но синяки да ссадины – дело обычное. Так ведь все одно непорядок!

– Понятно, – Александр спрятал в усах улыбку. – Еще что?

– Даже и не знаю как сказать, – тысяцкий покраснел и опустил глаза долу.

– Да говори как есть! – отрезал князь. – Я не в девичьей светелке вырос, кое-что повидал на свете белом.

– По бабам шляются, – еле шевеля губами, произнес Сергий.

– Ну, надо же! – ужаснулся деланно Александр, и в глазах его заплясали веселые искорки. – Часто? – участливо осведомился он.

– Да частенько, – ответил Сергий, не ожидая подвоха.

– Еще что скажешь? – продолжал допытываться князь.

– Отрок у них в гриднице живет. Откуда он взялся, кто такой – никому неизвестно.

– Чем же помешал тебе сей отрок? Нравом он, что ли, дерзок был, или буйный какой? – удивился Александр.

– Да больной он был, убогий. Того и гляди, мор от него на всю дружину пойдет!

Видя, что князь согласно закивал, тысяцкий приободрился и продолжил:

– Да и вообще, негоже всяким блудным в гриднице околачиваться! Кто его знает – может, он подосланный тать какой!

– Эко ты завернул! Тать! – не выдержал князь. – Слышь, Роман, может ты у нас и правда подосланный? – обратился он к сидящему на лавке отроку.

Тысяцкий, увлеченный разговором с князем, до сих пор причины своего несчастия и не заметил. Теперь же он вгляделся в ладно одетого отрока, и сердце у него оборвалось.

– Так что, Роман, объясни тысяцкому Сергию, какой такой ты тать! И не обидно ли тебе выслушивать подобные речи?

– Мне не за себя обидно, – ответил Роман, поднимаясь со скамьи. – Мне за Кирьяна горько. Он честный человек – таких еще поискать нужно, а тут его так грязью полили, что теперь он вовек не отмоется!

– Ты за Кирьяна не беспокойся! – вмешался князь, – не вижу я большой беды в том, что гридни мои силушкой меряются – крепче в бою будут. А синяки да ссадины настоящего воина только красят! По бабам ходят? Так ведь живые люди. Не озорничают, баб не обижают – все довольны!

Князь хохотнул и обратился к Сергию.

– Так что ты придержался бы, тысяцкий! У тебя женка кривая, вот и завистью исходишь. Сам, поди, не прочь по вдовушкам пошастать?

Сергий совсем растерялся.

– Позволь, князь, прощения испросить! – вдруг воскликнул он каким-то фальшивым голосом.

– У кого? За что? – сурово глянул на него князь.

– Сперва у тебя, пресветлый князь, за глупость свою чрезмерную. Затем у отрока сего, за то, что не разглядел я в нем светлой души, которая у него, несомненно, имеется! – пролепетал тысяцкий.

– В том-то и беда, Сергий, что душа человеческая для тебя тем светлее кажется, чем богаче одежда на теле его, – жестко ответил Александр. – И не верю я поклонам твоим и мольбам. Ошибся я, когда назначил тебя тысяцким, но ошибку эту свою я исправлю. С сегодняшнего дня ты, Сергий, будешь простым гриднем, и находиться будешь под началом у Кирьяна. Понял ли меня?

– Понял, пресветлый князь!

– Да благодари Бога, что пожалел я тебя, червя никчемного, и не приказал голову рубить! – добавил Александр для острастки.

– Милость твоя безгранична, пресветлый князь! – Сергий упал на колени и пытался поцеловать кончик сафьянового сапога. Александр отпихнул его.

– Убирайся вон. И мой тебе совет – не попадайся мне на глаза, не доводи до зла!

Тысяцкий встал и, не переставая кланяться, покинул палату.

Осень 1241 года.

Роман как раз был зван князем Александром за каким-то поручением, когда возле ворот послышался топот многих коней и шум необычный. Александр кликнул слугу и просил узнать, кто пожаловал. Не было слуги короткое время, и вернулся он с лицом удивленным, встал на пороге и слова вымолвить не может.

– Что это с тобой? Уж не проглотил ли ты язык? – усмехнулся князь. – Али случилось что?

– Ой случилось, князь! – пролепетал несчастный слуга. – Там во дворе повозок дюже много, а них люди богато да справно одетые, а с ними сам архиепископ!

– Откуда же такое диво? – вновь ухмыльнулся князь.

– Говорят, что из Новгорода, и приехали к тебе, князь-батюшка, челом бить.

– Вот как! – прищурил свои кошачьи глаза Александр. – Значит, теперь я им нужен стал, как беда нагрянула! Да уж пусть подождут! Мне тоже немало ждать пришлось!

– Так ведь сам архиепископ с ними – владыка Спиридон! – совсем смутился слуга.

– Ну и что мне архиепископ? Скажи, что нездоров я, и принять нынче никак не могу. Вот как поправлюсь, так обязательно выслушаю, а пока нет! Понял ли? Так и передай: болен, никого не принимаю!

– Слушаюсь, княже, на все воля твоя! – и на негнущихся ногах слуга вышел за дверь, видать, раздумывая про себя, как ему справнее выполнить княжью волю, чтобы и Александру услужить, и под гнев архиепископский не попасть.

Александр обернулся тем временем к Роману, который также стоял чуть ли не с разинутым ртом.

– Что, брат, – ты тоже считаешь, что не в своем я уме, коли самого архиепископа со двора гоню? – лукаво улыбнулся князь, обнажив белые, крепкие зубы.

– Не по чину мне в княжьих помыслах разбираться, – ответил Роман.