Иногда мне и самой хочется поучаствовать в подобном веселье. Если бы не мать, которой я стараюсь уделять все свободное время, возможно, я уже давно пустилась бы во все тяжкие.
Мне, как и любому нормальному человеку, хочется развлекаться и проводить свою молодость на вечеринках, среди крутой компании. Но, к сожалению, у судьбы было для меня нечто более интересное: валить из комнаты ровно в шесть и кормить маму с ложки.
– Ты пялишься, – говорит мне Рамона.
Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь на нее:
– Вовсе нет!
– Пялишься, еще как пялишься, – поддерживает Рамону Зак, ковыряясь вилкой в тарелке.
– Не надо, Хейли.
– Что не надо?
– Я знаю этот взгляд. Ты хочешь быть среди них, но оно того не стоит, поверь мне. Подобный образ жизни быстро надоедает, и вскоре наступает время, когда хочется спокойствия, а с такой компанией его так просто не получить, поверь.
– Так говоришь, будто испытала это на своей шкуре, – забывшись, произношу я и тут же жалею о своих словах.
У Рамоны погибла вся семья в автокатастрофе, из-за чего ей пришлось жить с бабушкой, до того как она поступила в университет. После смерти родных она пошла по наклонной. Отказалась от нашей с Заком компании и сблизилась с психом, каждый день употребляющим травку и прочую дребедень.
Мы с Заком пытались направить подругу в правильное русло, но получилось не сразу. Она не собиралась признавать нас как друзей, вместо этого грубила и покрывала грязными ругательствами. Мы уже практически сдались, как вдруг Рамона сама пришла к нам и попросила прощения.
Когда Рамона рассказала, что делала компания, с которой она проводила время, мы впали в полнейший шок. Неудивительно, что в какой-то момент Рамоне стало страшно, и она решила уйти, пока не поздно. Те ребята качали друг друга наркотиками из шприца, занимались непристойностями прямо на улице и нарушали общественный порядок. На следующий день после возвращения Рамоны ее приятелей обвинили в убийстве, а через какое-то время посадили на долгий срок.
– Прости, – говорю я с полной искренностью, но Рамона в ответ просто кивает, продолжая смотреть в тарелку. – Я не хотела тебя обидеть, правда.
– Я понимаю, все нормально. Такое случается, когда говорят, не подумав.
Хоть Рамона и посмотрела на меня, подняв голову, чувство вины меня не покинуло. Я слишком часто говорю что-то обидное или случайно вспоминаю то, что причиняет окружающим боль.
– Прости, – снова говорю я, поджав губы.
– О, Боже, перестань извиняться, все хорошо.
– Мне надо в туалет. – Положив использованную салфетку рядом с тарелкой, я поднимаюсь и, взяв телефон, ухожу.
Туалет, к счастью, пуст. Подойдя к зеркалу, я смотрю на отражение и пытаюсь убить себя взглядом. Каждый раз, когда я расстраиваю чем-то друзей, мне становится стыдно и внутри вспыхивает желание убежать на какое-то время.
Я пытаюсь быть хорошим другом, потому что меня постоянно посещает чувство, будто если я скажу что-либо невпопад, то они оставят меня, посчитав идиоткой. Конечно же, подобного не случится, потому что мы слишком дороги друг другу, и если кто-то уйдет из нашей маленькой банды, то она распадётся полностью.
У нас троих был один маленький секрет. Каждое воскресенье мы надеваем черные перчатки без пальцев, закрываем платками нижнюю часть лица и идем к главному зданию той части Нью-Йорка, в которой живем. Каждый берет по рюкзаку, в котором лежат баллончики с краской, выбирает определенную часть стены и разрисовывает её.
Мы не хулиганим, а просто хотим внести красок в окружающий мир. Зак, я и Рамона являемся пусть и меланхоличными, но яркими личностями, и нам не нравится жить среди серых скучных зданий.
Пару раз нас показывали в новостях. Именно поэтому мы и прячем лица. Нам хочется внести яркости, но мы не желаем быть раскрытыми.
Неожиданно открывается дверь, и на пороге появляется Дез. Отлично.
– Это женский туалет, – говорю я, глядя на него через зеркало.
– Правда? – саркастично отвечает парень. – Знаешь, прежде чем пялиться на других, научись хотя бы делать это незаметно.
– Я не пялилась на тебя, – вру я.
– Лжешь, – догадывается он. – Я не против, чтобы ты смотрела на меня, но, когда это происходит беспрерывно… надоедает, знаешь ли.
С каждым месяцем Дез становится все грубее и грубее. Я поняла, что скоро в нем не останется и следа от того мальчика, которого я встретила в начале учебы. Хоть мы и не общаемся, легче от этого не становится.
– Ты пришел сюда лишь для того, чтобы мне это сказать? – стараясь сделать свой тон как можно более бесстрастным, спрашиваю я.
Оттолкнувшись от косяка, он закрывает дверь, заглушая тихую музыку из бара, и проходит вперед. Остановившись рядом со мной, Дез включает кран и, смотря на свое отражение, моет руки. Я наблюдаю за ним, пытаясь понять: какого черта он творит.
– Это женский туалет, – снова напоминаю я.
– Но заметь, кроме тебя, здесь никого нет, – бросив на меня взгляд через зеркало, незамедлительно отвечает он.
– Но это не значит, что сюда не могут зайти в любой момент.
– Как у тебя дела? – вдруг меняет тему Дез.