В подземелье я несколько раз пытался расспросить Годявира о Кэт. Он отмахивался, мол, позже. Меня колотило от злости, но старец молчал и делал озабоченный вид. Потом, когда заветный кейс был в его руках, я снова хотел задать ему мучающий меня вопрос. Он ворочался на языке, как заноза, и метался под черепной коробкой.
За нами парочка рослых бойцов в тяжелой броне несли бездыханное тело Циркона. Ребята своих не бросают. И это радует.
Зара возглавляла наше шествие. Локоны ее черных волос подрагивали в такт движения. Даже в этом камуфлированном комбинезоне она выглядела отменно. Зара была слишком спокойна для девушки и стойко переносила все тяготы. Будто вымуштрованный солдат, она ступала уверенно, пружинисто. Стоит только возникнуть серьезной опасности и девица тут же откроет огонь на поражение. Ее рука уж точно не дрогнет.
Подъем из подземелья казался вечным. Пол всю дорогу был завален трупами. Я старался не наступать на них, перешагивал. Тело ныло, и каждое движение становилось испытанием. Выжатый до предела, как сморщенный плод мамми, я просто молча брел…
Наконец-то мы выбрались из затхлого подземелья. Лучи палящего солнца за долгий день нагрели каменную почву. Над булыжниками парил горячий воздух, изламываясь волнами. Небо было синим и прозрачным. Порывы ветра поднимали крупицы песка и швыряли в нас. Я прикрыл глаза, чувствуя, как песчинки ударяются о лицо. Воздух был горячим и чистым, я вдыхал его полной грудью. Ветерок горячими порывами обдувал тело. Багровый диск солнца спрятался за величественными исполинами развалин.
Перед выходом на поверхность лекарь из группы Годявира вколол мне полученный антидот – для профилактики. Бойцы положили раненого Гожо и мертвого Циркона, встали кругом, ощетинившись стволами автоматов, готовые встретить любую опасность. Годявир поднял голову, приставил ладонь козырьком. Донесся шум, рокот. Я поднял взгляд в синее небо и замер. Высоко в небе завис дирижабль. Увидав нашу команду, управляющий агрегатом стал стравлять газ из наполненной им емкости-оболочки. Дирижабль пошел на снижение и вскоре почти поравнялся с землей. Летательный аппарат был похож на огромный огурец-переросток с прикрепленной под ним самоходом-гондолой. На корме вращался огромный винт. На покатом боку гондолы с колесами, поблескивая ярко-красной краской, красовались неумело намалеванные буквы: КАБОТАЖНИК. Чего? Что еще за «Каботажник»? Он приблизился к нам.
Рослый боец поднял к небу указательный палец и сделал им круговые движения. Отряд, как по команде, подхватил груз и быстрыми движениями направился к дирижаблю. Его колеса уже коснулись земли, поднимая в бездонную высь клубы пыли. Двустворчатая дверца разъехалась, складываясь гармошкой, и в проем высунулся ребенок. Ребенок? А, нет, это карлик. Он неуклюже перебирал коротенькими, кривоватыми ножками и махал припухлыми ручонками.
Мы поравнялись с дирижаблем. Зара первая вскочила на подножку, обернулась, глядя на нас. Порыв ветра подхватил прядь волос и швырнул ей на лицо. Она кокетливо отправила непослушную прядь за ушко и скрылась внутри дерижабля. Бойцы быстро загрузили Гожо и мертвого Циркона, дружно заскочили сами. За бортом остались только я и старый цыган. Он, прищурившись, посмотрел мне в лицо, по-старчески вздохнул и задал мне вопрос:
– Ты с нами? Если да, то залазь в «Каботажник».
Я махнул головой, по спине стекли капельки пота:
– Нет, мне нужно спасти Кэт! Мне надо на Мост!
– Послушай меня, Тулл. Нет никакой Кэт! Нет, и никогда не было! Ты что-нибудь, слышал о гипнозе и внушении? – Он был серьезен, его глаза пристально смотрели на меня. В них не было и тени фальши.
– Гипнозе и внушении? – Повторил я.
Меня накрыла волна злости и гнева. Я сжал кулаки. Было слышно, как визжат сервоприводы. Я был готов броситься на старика, порвать его. Сердце вырывалось из груди, в ушах отчетливо слышалось: бум, бум. Мои глаза налились кровью. Я не мог поверить в то, что слышу. По телу проскочила дрожь.
Старик остался спокоен, на его морщинистом лице не изменилось ровным счетом ничего. Все тот же уверенный взгляд.
– Залазь в дирижабль, потолкуем! Поверь, мне есть, что тебе рассказать.
Сначала Шаман, теперь Годявир. Они что, сговорились? Или я и впрямь чего-то не понимаю?
– Ладно, поговорим. – Я плюнул вязкую, тягучую слюну под ноги старика и, кипя от злости, влез в проем двери. У меня на пути встал карлик. Выглядел он интересно и колоритно: узкие плечи, отвислый животик выпирал над широченными кожаными шортами, ободранная, заляпанная машинным маслом майка. Наголо бритая, блестящая от пота голова, в большом ухе золотая серьга, на лбу татуировка – широко раскрытый глаз с круглым темным зрачком. Что она означает? Ах, да! Этот карлик – еретик из беловодья, культ Крабоды Сверхпредателя. Его-то каким мутантом сюда занесло?
– Чего уставился, монах, чай не в зоопарке, проходи! А то и в грызло засвечу, мутант не горюй!
Да пошел ты, подумал я. Пошли вы все, к гронговой матери!