Отстрел негодяев

– Максим Олегович, не читайте мне лекции по психологии, не теряйте времени, вызывайте полицию.

Бритоголовый стал задумчивым.

– Выдержки вам пока действительно не хватает, лейтенант, а это свойство ещё никому не помогло решить проблему. Что вы собираетесь делать?

Константин вскинул глаза, недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Вы… не вызываете… полицию?

– Нет.

– Рябоконь вас сожрёт!

– Подавится. Откровенно говоря, эта компания мне тоже не нравится. Кто-то из больших людей наверху, – бритоголовый показал глазами на потолок, – пытался заставить директора освободить люкс Фудзи и отдать господину Рябоконю.

– Мне сказали – Фудзи занят.

– Совершенно верно, директор, естественно, не стал никого выселять. Так что у нас намечаются проблемы. Вы не ответили на вопрос.

– Съезжу в приют, повидаю детишек Зины, успокою… потом, наверно, пойду в суд.

Максим Олегович кивнул.

– Попробуйте, бороться надо в любых условиях, только без шума и ажиотажа. Не стоит наживать себе врагов.

– Благодарю за совет. Так я могу идти?

– Желаю удачи.

Константин встал, пошёл к двери, но вернулся и протянул начальнику охраны руку.

– Благодарю! Надеюсь, в долгу не останусь.

– Удачи, лейтенант, – повторил бритоголовый.

Композиция 7 Калёнов

Верея – Волоколамск

Разговор с директором пансионата получился не слишком любезным.

Узнав о происшествии в бассейне, Валерий Романович вызвал к себе Калёнова, выслушал его объяснения и угрюмо осведомился:

– Ну, и что нам теперь делать, полковник? Зачем ты отпустил этого вояку? Мало того что Рябоконь остался недоволен тем, что мы не поселили его в Фудзи, так он теперь наверняка нажалуется своему покровителю, и нам пришлют комиссию Роскомнадзора! Нам это надо?

– Рябоконь велел забрать у сестры этого парня троих детей двух, четырёх и шести лет.

– И что с того? Забрал – значит, имел основания.

– Донос.

– Да что с тобой, Максим Олегович? С каких пор ты стал адвокатом в таких делах, защитником обиженных? Все мы, конечно, божьи твари, но не каждому встречному можно помочь. Пусть идёт в суд.

– Мы не божьи твари, – грустно возразил Калёнов. – Губители природы, убийцы зверей, животных и птиц – настоящих божьих созданий, грабители, воры, развратники. Продажные чиновники не могут быть божьими созданиями.

– Ты мне философию не разводи, – фыркнул Симанчук, вытирая вспотевший лоб платком. – За такими, как Рябоконь, стоит с и с т е м а, понимаешь?

– Потому и страшно, что за спиной преступника, – а он по сути преступник, – стоит силовая государственная система. Он может делать всё, что ему вздумается: оскорбить, унизить, отнять детей по надуманному предлогу – потому что кормится с этого! Даже убить! Зная, что останется на свободе. Ты предлагаешь мириться с этим?

– Я предлагаю не связываться с чиновничьей мафией. Мудрые люди терпеливы.

– В таком случае я ещё не стал мудрым. Мой старинный приятель признавался, что всё больше ненавидит людей, особенно тех, кто не считается ни с какими законами. Не могу сказать, что я сильно не люблю людей, но близок к его позиции. С возрастом всё труднее верится в позитивное предназначение человечества. Мы были и остаёмся хищниками, Романыч. Девяносто девять процентов людей – потребители, которым на всё наплевать, кроме своего благополучия. Оставшиеся – бандиты, воры, предатели и убийцы, которыми управляют властолюбцы-нелюди. Ищущих справедливости, как этот бедняга лейтенант, катастрофически мало.

– Тебя послушать, так надо браться за вилы! – снова фыркнул Валерий Романович. – Устраивать революцию!

– Революцию не надо, в революциях, как правило, гибнут лучшие представители человечества, но с произволом воевать надо.

– Что-то ты расфилософствовался сегодня, Максим Олегович, не к добру это, подумай лучше, что делать будем, если по жалобе этого Рябоконя тобой органы займутся.

– Как займутся, так и отстанут, – остался спокойным Калёнов. – Не только у него есть связи в органах. Мне нужно будет заняться кое-какими личными делами, Валерий Романович, дашь отгул на пару дней?

– Куда ты собрался?

– В принципе, никуда выезжать из города не планирую, хочу решить одну проблемку. Как дела у твоих детей?

Валерий Романович поморщился.

– Ничего хорошего. У Ваньки депрессия, ничего не хочет делать, не хочет ходить в школу и разговаривать. Плохо ест, плохо спит, по рассказам Люси, компьютер ему запретили, так он пристрастился к телику. В общем, Игорь Моисеевич прав, парня надо класть в психлечебницу.

– Я могу поговорить с ним?

– Ты же говорил.

– Очень коротко, да и родители постоянно дёргали, откровенной беседы не получилось.

– Вряд ли это изменит его настроение, да и не желает он ни с кем беседовать, но попробуй, если хочешь. Я предупрежу Люсю.

Калёнов кивнул и вышел, оставляя директора в горестном расположении духа. Но помочь ему в данный момент он ничем не мог.

В кабинете было душно. Максим Олегович открыл окно, напился холодной воды, полчаса изучал в Сети материалы о деятельности «Розового слона», потом начал действовать.