Отставной диверсант

– Я в принципе закончил все серии тестов и наблюдений, которые планировал, – продолжил посетитель. – Пациент начал действительно быстро поправляться физически, что вполне объяснимо хорошим уходом и огромным физическим и иммунным потенциалом конкретного индивидуума. Я даже собрался после завершения этого комплекса исследований написать все же вам рапорт с просьбой о разрешении проведения эвтаназии, вследствие необратимости неизлечимых последствий глубинного отчетного сканирования мозга с установленными ранее психофизическими блокировками. А сегодня, совершенно спонтанно, решил провести дополнительные тесты. Ну, там, активность головного мозга, обширность разрушения кровеносной сети и еще ряд аналогичных процедур. И тут, едва я собрался начать исследования, он как закричит…

Последние слова, сказанные с какой-то детской обидой в голосе, после предыдущих запутанных фраз выглядела столь комична на фоне сконфузившегося медика, что Зенин невольно улыбнулся.

– Что это вы сейчас сказали? – уточнил он, продолжая улыбаться.

– Ровно то, что сказал, – вздохнул врач. – Я еще совершенно ничего не предпринял. Просто готовил оборудование. А он… Такой крик, словно его смертельно ранили. Но, ведь никаких воздействий на него в тот момент не оказывалось. И пребывал он в стабильной фазе.

– Говорите проще, – не выдержал наконец Славомир. – Что не так в его крике?

– Все не так, – пояснил медик. – Дело в том, что при тех поражениях головного мозга, которым он подвергся во время глубинного сканирования, у него не могло быть никаких эмоций и чувств. Одним словом, он просто не может кричать.

– Не может кричать, говорите? – мгновенно подобрался капитан.

– Совершенно верно. Растения не кричат. А этот крик еще и не вызван негативными физическими воздействиями. Он явно порожден какими-то внутренними переживаниями и возникающими образами. А это в свою очередь означает, что каким-то совершенно непостижимым образом, мозг пациента или какая-то его часть вошла в фазу активности…

– То есть, он не превратился в растение, как вы предполагали ранее, и появился шанс, что его психическое здоровье вернется вместе с физическим? – прервал Славомир.

– Не могу ручаться за здоровье, но позитивные изменения не лицо, – согласился медик. – Поэтому, в новых условиях, я прошу вас не брать мои прошлые заявления в счет и повременить с принятием решения относительно судьбы пациента.

– Ну что же, – мгновенно сориентировался Зенин. – Эта ситуация становится весьма любопытной.

Он поднялся со своего кресла, прошелся по кабинету, обдумываю возникшую у него идею. Наконец, взвесив все за и против, принял решение и повернулся к терпеливо молчавшему врачу:

– Думаю, что нам лучше принять дополнительные меры безопасности для полноценного и всестороннего изучения этого процесса, – начал он в тон посетителю издалека. Давайте сделаем кое-что, чтобы предотвратить ненужное внимание со стороны. Вы идите сейчас к себе и подготовьте на мое имя рапорт с просьбой разрешить проведение эвтаназии, как вы сказали, вследствие необратимых и неизлечимых бла-бла-бла… Дальше сами сочините так, чтобы комар носа не подточил. Подадите его по установленной официальной процедуре. А после этого быстро готовьте пациента к перемещению на другой объект. И сами собирайтесь. Вы же хотите полно изучить этот феномен. Ну, и, конечно, не забывайте об уровне секретности объекта. Чтобы никому ни полслова. Вопросы?

Медик мгновенно понял, что от него требуется и, не задавая лишних вопросов, умчался исполнять распоряжение капитана. А Зенин тяжело задумался. Он еще не в полной мере понимал, что именно руководило им сейчас, когда, как и много лет назад, он повел собственную игру, хоть и не столь рискованную как когда-то. Но, не все поддается анализу разума. И иные поступки человек делает, принимая решения на уровне чувств и подсознания. А может быть все гораздо проще – на все воля Всевышнего…

* * *

Никсон пришел в себя, но глаза открывать или подавать иные признаки изменившегося состояния, по старой привычке не стал. Неизвестно кто мог находится рядом или подглядывать за ним через объективы скрытой камеры. Прежде, чем начать двигаться, он с тревогой прислушался к своим ощущениям. Во всем теле чувствовалась смертельная слабость, от которой Малыш весь мгновенно покрылся холодным липким потом. У него даже мелькнула мысль о том, насколько это странно – пришел в себя сухим, но вместе с сознанием накатило это недомогание и вот он уже весь обтекает струйками болезненного пота. Внимательный наблюдатель по одному этому вполне может заметить изменения в состоянии пленника. В то, что он до сих пор пленник, Майкл нисколько не сомневался. Последнее, что он помнил – тьма чрева аппарата отчетного сканирования и обрушившаяся на него всепоглощающая смертельная боль, длившаяся, казалось, бесконечность…