Отшельник 2 (СИ)

Что же до оскудения, тут не всё так просто. Неожиданно реформы были поддержаны обителями Двинской земли, издавна надеющихся не на худо родящие поля, а на труд мастеров и богатство бескрайних лесов. Они как раз заинтересовались возможностью хорошо заработать на производстве оружия и прочих нужных для войны изделий, так как в те суровые края уходили от мира бывшие воины, знавшие с какой стороны браться за саблю. И государь-кесарь, от имени которого говорил беловодский князь Андрей Михайлович Самарин, с удовольствием пошёл навстречу, помогая идеями и технологиями и кое-каким оборудованием.

Валки для примитивного прокатного стана на конной тяге, штампы и чертежи падающих молотов… Опробовали, восхитились, и попросили добавки. А если просят со всем вежеством и долей в прибыли, то почему бы не уважить? И уважили идеей ткацкого станка с челноком-самолётом, благо льна в тех местах растят в избытке. Работайте, господь любит умных и трудолюбивых! А что, ткани в военном деле занимают не последнее место — это без брони в бой пойти можно, хоть и не нужно, а вот без порток вообще никак. Чай не древние эллины, чтобы голыми задницами сверкать.

О тех древних эллинах Евлогий тоже был не самого лучшего мнения, и на уроках по истории для юного Ивана отзывался о них нелицеприятно:

— Все без их, государь, от отсутствия крепкой верховной власти и общей идеи. Цели в жизни у них не было, ежели попросту сказать.

— Это какой же, отче? — полюбопытствовал Иван.

— Да вообще никакой. Аки дикие звери жили, и в мыслях токмо пожрать, выпить вина, да… э-э-э… размножиться разнообразными способами. Зачем вообще жили? Они и сами не знали, а тех, кто пытался добраться до истины, всячески уничтожали. Сократа вот отравили, Диогена выгнали из дома, поселили в бочке, да в ней же голодом и заморили. Пифагора… и с тем что-то нехорошее сотворили, о чём до сих пор стыдливо умалчивают.

— Но дошедшие до нас труды…

— Их как раз оставили те, кто плохо закончил. Аристотель разве что помер в почёте и своей смертью, да и тот, между нами сказать, той ещё свиньёй был.

— И ты ребенка плохому учишь, старый пень? — традиционно возмутилась присутствующая на уроке боярыня Морозова. — Ещё скажи, что Аристотель лично обучал Александра Македонского содомскому греху, и стал… Ой, Ваня, я этого не говорила, а ты этого не слышал.

* * *

На этой весёлой ноте занятия по истории закончились, но разговор получил неожиданное продолжение через несколько дней. Полина Дмитриевна отловила Патриарха прямо в церкви, не постеснявшись против правил войти в алтарь, и заявила усталому Евлогию, подкреплявшему силы красным италийским вином:

— Ты, старый, как хочешь, но обучение ребёнка у нас идёт неправильно.

— Не такой уж я и старый, мне давеча боярышни улыбались, — попробовал отшутиться Патриарх, но уточнил. — А что не так, Дмитриевна? Ты цифири учишь, математикой именуемой, грамматике беловодской, географии да лекарскому делу, я в меру скромных сил руку да разум прикладываю, языками иноземными опять же… Да и с саблей государь управляется, и прочие науки превосходит. Что же ещё?

— Одичает он у нас, старый. Ты же глянь, вокруг одни бородатые рожи, за исключением моего прекрасного лика, а мальчишке нужно общение со сверстниками. Пусть кто-то постарше, кто-то младше, и даже девчонки пусть будут. Соревнования, игры, прочее.

— Мыслимое ли дело, Дмитриевна? — осторожно возразил Патриарх. — Государя растим, а не скомороха.

— Ну, знаешь… — угрожающим тоном протянула Полина Дмитриевна.

Только Евлогий её уже не слышал, погружённый в мысли, которые неразборчиво проговаривал вслух:

— А вообще-то здраво, да. У государей друзей не бывает, но это у неправильных государей, а вот ежели вместе с младых ногтей… Опять же, мы когда-нибудь отойдём от дел, и вот тогда понадобятся… Вот, например, взять того же… Нет, худороден и годами…

— Ты не бормочи, старый.

— Что? — вскинулся Патриарх. — Я вот думаю, кого в друзья государю определить, чтоб не зазорно было. Патрикеевых вот можно, если кто жив остался, Телепнёвых, Щенятьевых… Других княжат малолетних поискать.

— С какого хрена княжат?

— Вот не понял сейчас.

— Я спрашивала, за какие заслуги? По происхождению подбираешь, что ли?

— А как надо?

— А как мы сейчас жить стараемся? — вопросом на вопрос ответила Полина Дмитриевна.

— Знамо дело, по старине да по правде.

— Вот так и подбирать будем. У нас, слава богу, не конюшня и не псарня, чтобы чистоту кровей ценить.

— Понял, — кивнул Евлогий. Наверное бес попутал, а так-то я давно понял.

— Вот и договорились, — улыбнулась боярыня, и указала на кувшин. — А этим делом ты бы не увлекался.

— Да я чуточку!

— Знаю я вашу чуточку, — покачала головой Полина Дмитриевна, и уже уходя добавила. — Вдруг война, а ты… хм… уставший?

Глава 3

Год второй от обретения Беловодья.

— Ну что, есть у нас уставшие? — старший десятник Лукьян Петрищев по прозвищу Лука Мудищев, произносимому тайком и с опасливыми оглядками, прошёлся перед строем, заглядывая новикам в глаза. — В последний раз спрашиваю, кто у нас уставший?