Оцеола, вождь Семинолов (худ. И.Кусков)

- Вы, кажется, обратились ко мне? - спросил он тоном, в котором не чувствовалось ни волнения, ни гнева.

- А к кому же еще? - резко возразил агент. - Я назвал вас по имени - Пауэлл.

- Но меня зовут не Пауэлл.

- Как - не Пауэлл?

- Нет! - ответил индеец, возвышая голос и вызывающе глядя на агента. - Вы можете называть меня Пауэллом, если вам это нравится, вы, генерал Уайли Томпсон, - продолжал он, медленно и с насмешкой произнося полное военное звание агента. - Но знайте, сэр, что я презираю имя, данное мне белыми. Я - сын своей матери, и мое имя Оцеола.

Агенту потребовалось большое усилие воли, чтобы сдержать свою ярость. Насмешка над его плебейской фамилией задела его за живое: Оцеола достаточно хорошо знал английский язык, чтобы понять, что «Томпсон» имя отнюдь не аристократическое. Его сарказм попал прямо в цель.

Агент был настолько взбешен, что, будь это в его власти, он приказал бы тут же на месте казнить Оцеолу. Но такой властью он не обладал. Кроме того, рядом стояли триста вооруженных индейцев - целый отряд, и каждый из них держал в руках винтовку. Агент понимал, что американское правительство не очень-то похвалит его за такую неуместную раздражительность. Даже Ринггольды - хотя они и были его близкими друзьями и советчиками и лелеяли в глубине души злобные планы погубить Восходящее Солнце - оказались достаточно разумными для того, чтобы не поощрять подобного образа действий. Не отвечая Оцеоле, Томпсон снова обратился к вождям.

- Хватит разговоров! - сказал он тоном начальника, усмиряющего подчиненных. - Мы уже достаточно все обсудили. Вы рассуждаете, как дети или как глупцы. Я больше не желаю вас слушать! А теперь узнайте, что говорит ваш Великий Отец и что он поручил мне передать вам. Он велел положить перед вами эту бумагу. - Тут агент вынул свернутый в трубку пергамент и развернул его. - Это Оклавахский договор. Многие из вас уже подписали его. Я прошу их подойти сюда и снова подтвердить свою подпись.

- Я не подписывал договора и не подпишу его! - заявил Онопа, которого незаметно подтолкнул Оцеола, стоявший позади. - Пусть другие делают как хотят. Я не оставлю своего дома! Я не уйду из Флориды!

- И я не уйду! - решительно заявил Хойтл-мэтти. - У меня пятьдесят бочонков пороха. Пока в них останется хоть одна не вспыхнувшая пламенем крупинка, я не расстанусь со своей родной землей!

- Он высказал и мое мнение! - промолвил Холата.

- И мое! - воскликнул Арпиуки.

- И мое! - откликнулись Пошалла, Коа-хаджо, Облако и негр Абрам.

Говорили одни патриоты; изменники не сказали ни слова. Подписать договор еще раз было бы для них слишком тяжким испытанием. Они не смели подтвердить то, на что дали свое согласие в Оклавахе, и теперь, когда здесь находились все семинолы, боялись защищать договор. И они молчали.

- Довольно! - воскликнул Оцеола. Он еще не высказал своего мнения, но его речь ожидалась всеми. Взоры всех устремились на него. - Вожди сказали, что они думают, они не хотят подписать договор! Они выразили волю всей нации, и народ поддерживает их. Агент назвал нас детьми и глупцами. Ругаться не так уж трудно. Мы знаем, что среди нас есть и глупцы и дети. А что еще хуже: среди нас есть изменники! Но зато есть и мужчины, которые по своей храбрости и преданности не уступают самому агенту. Он больше не хочет говорить с нами - пусть будет так! Да и нам нечего больше сказать ему, он уже получил наш ответ. Он может оставаться или уходить… Братья! - продолжал Оцеола, повернувшись к вождям и воинам и как бы не обращая внимания на белых. - Вы поступили правильно. Вы высказали волю нации, и народ одобряет это. Это ложь, что мы хотим оставить нашу родину и уйти на Запад! Те, кто говорит так, - обманщики! Они повторяют чужие слова. Мы вовсе не стремимся в ту обетованную землю, куда нас собираются отправить. Она далеко не так прекрасна, как наша земля. Это дикая, бесплодная пустыня. Летом там пересыхают ручьи, трудно найти воду, и охотники умирают от жажды. Зимой листья опадают с деревьев, снег покрывает землю, и она промерзает насквозь. Холод пронизывает тела людей - они дрожат и погибают в страданиях. В этой стране вся земля как будто мертвая. Братья! Мы не хотим жить на этой ледяной земле, мы любим нашу родину. Когда нас опаляет зноем, мы находим прохладу в тени дуба, высокого лавра или благородной пальмы. Неужели мы покинем страну пальм? Нет! Мы жили под защитой ее тени, под ее тенью мы и умрем!

С первой минуты появления Оцеолы и до этих заключительных слов волнение среди слушателей все возрастало. Действительно, вся сцена производила такое сильное впечатление, что трудно передать его словами. Только художник мог бы воспроизвести эту картину.