Отрубить голову дракону

Юлиной записке вообще все выглядит странно. Алексей посмотрел в свой файл: «Мама, папа, не обижайтесь, но меня достала ваша опека, я хочу жить самостоятельно. Я уже взрослая, даже если мне только шестнадцать, но скоро я стану совершеннолетней. Тогда и пообщаемся. Не ищите меня, иначе я никогда не вернусь. Я не пропаду, у меня есть друзья и есть дар».

Жить самостоятельно. Это как, в шестнадцать лет? Полная чушь! Исходим из того, что девочка индиго умна, конечно. Если б была глуповата, то не стоило бы искать второй смысл в ее словах. Но когда умный человек употребляет слова, не соответствующие их прямому смыслу… То он на что-то намекает.

Тогда и пообщаемся. Выходит, Юля хочет сказать, что раньше своего совершеннолетия домой не вернется? А до этой даты сумеет жить самостоятельно?

Бред. Милая Юля, любящая дочь — ни с того ни с сего заявляет, что сваливает из дома на как минимум два года? Чем же перед ней так провинились родители?

Нет, чушь, чушь.

И эта фраза: у меня есть друзья. Оксана сказала: все они в Энске. Что нормально для подростка, который пока не путешествовал, не ездил в командировки — рос себе в родном городе. За его пределами существует только Том. И Оксана о нем знает. Но почему же Юля пишет так, словно записку оставляет не для родителей, а для…

Для когото постороннего. Постороннего, однако вхожего в дом, поскольку он может прочитать ее записку. И при этом человека враждебного — поскольку Юля шифрует свой текст.

Неужто девочка опасалась Толи Овчинникова? Он в дом с легкостью вхож, и к нему бы первому обратились родители, поскольку он работает в полиции… Хм. Алексею неприятно было думать, что у Толи могло оказаться двойное дно. Он его не почувствовал, и это поставило бы под вопрос его сыщицкую проницательность… Нужно спросить родителей, кто у них бывал в последнее время, кто приходил во время мнимой болезни Юли.

Однако выводы делать рано. Это пока голые умозаключения. В конце концов, все то, что Алексей связал в один ряд, может оказаться лишь горсткой разрозненных событий: к примеру, Юля действительно заболела; записку написала, витая мыслями в облаках и не задумываясь над словами, поскольку уже предвкушала встречу с возлюбленным; с ним же Юля собиралась продолжить тренировки, так как парень тоже шахматист. Вот и рассыпается наша логическая цепочка. А в остатке получается, что Юля просто сбежала к своему Тому. К нему и ради него — К, а не ОТ.

Нет, Алексей в подобный расклад не верил, но вера — не доказательство. Просто голые умозаключения следует приодеть. Пиджачок там, брючки, носочки… Тогда они превратятся в факты. И им можно будет уже не верить, а доверять.

Алексей посмотрел на часы: около трех дня. Будем надеяться, что у супругов Шаталовых трудный разговор позади, и Оксана уже в состоянии ответить на вопросы детектива.

— Как у вас дела? — спросил он, услышав ее отклик в трубке.

Ответом ему был тяжкий вздох.

— Я надеялась, что Юра не вспомнит о детях сегодня… — хриплым голосом проговорила она. — Что сначала придет в себя, отдохнет… Но он вспомнил. Антошу.

— …Господи, — говорил Юра, раскачиваясь на стуле, — Господи, как ты допустил такое?! На моих глазах, понимаешь, Оксанка, на моих глазах нашего сына застрелили! Я видел, как брызнула струйка крови из его лобика… Я сначала испугался, что сам убил его, но сразу сообразил: не моя это была пуля, она спереди вышла… Налей еще водки, Оксанка, не спорь, хуже мне быть уже не может. Хуже — просто некуда… Я принялся стрелять автоматом, к сыну постепенно приближался, не прекращая огня, только смотрел на его пробитый затылочек, кровь светлых волосиках… он лицом вниз рухнул, сынок наш… Суки эти затихли, и я дошел до Антоши, наклонился, пульс хотел проверить, вдруг он еще жив, еще «Скорую» можно вызвать… Как вдруг меня что-то долбануло по голове. Я прямо в Антошу и ткнулся носом… Помню только вот это мгновенье — я хотел сына обнять, его тельце к себе прижать… А потом мрак наступил…

Оксана молча поднялась и обхватила голову мужа, притиснув к своей груди, будто пыталась эту бедную голову, разрываемую воспоминаниями, убаюкать, погрузить в сон. Подробности о красной струйке осколками гранаты вонзились в ее мозг, но Оксана знала: сейчас она должна быть сильнее Юры.

Она ничего не говорила, боясь спровоцировать новые воспоминания. А он пока хоть о Юле не спросил, слава богу.

Муж все подливал себе водки, и Оксана ему не перечила. Неожиданно, уже уплывая в туман алкогольного забвения, Юра задал вопрос о дочери. Оксана ответила кратко: «Она на сборах», — и мужа этот ответ удовлетворил.

Теперь Юра спал, и Оксана выразила готовность побеседовать с детективом.