Отрок. Бабы строем не воюют

За этими раздумьями и застали Анну пришедшие Филимон и Арина. Она даже почувствовала досаду из-за того, что от интересного дела оторвали.

– Поразмыслил я, Анюта, над тем, о чем давеча толковали. – После того, как все расселись по местам, Филимон заговорил первым. – Да, поразмыслил… и выходит, что и впрямь нет в Ратном нужных нам старух. Тут ведь какое дело… суть бабья, самая глубина ее, для нашего дела помехой оказывается. Я, бабоньки, может, сейчас и обидное что для вас скажу, но вы сдержитесь. Для дела надобно обиду сдержать, иначе ничего путного у нас не выйдет. Согласны?

– Конечно, согласны, Филимон Савич… – отозвалась Анна и тут же спохватилась: посуда с медовухой и квасом так и осталась стоять на маленьком столике – Мишанины загадки отвлекли.

– Арина, налей-ка нам кваску, а наставнику Филимону – медовухи…

– Медовухи не надо! – остановил боярыню Филимон. – Не празднуем мы ничего, да и не в гостях собрались, а на совет. А вот кваску поставь, мало ли, от разговоров в горле пересохнет.

Филимон помолчал, пока на стол выставлялись кувшин и кружки, потом продолжил:

– Да… без обид, значит. Так вот: я давеча не прав был, когда говорил, что сначала надобно знать, чему учить, а только потом решать, кто учить будет. Не так все! Нам главное – наставников дельных сыскать! Вот тут у нас с вами трудности и начинаются. Из отроков мы ратников готовим, стало быть, и учить их должны ратники. Наилучшие. А из девок вы хотите баб вырастить, тоже наилучших. Но тогда учить девиц должны такие же бабы, а где ж их взять-то? – Филимон пригорюнился, а потом взглянул насмешливо на наставниц. – Ну-ка назовите мне самых лучших баб в Ратном!

Анна с Ариной переглянулись и… смолчали. Просто не нашлись с ответом.

«Загадки загадывает старый. Вопрос вроде бы и понятный, простой совсем, но поди ответь на него… Ну потребовал бы он назвать самых красивых, или самых хозяйственных, или… еще что-то такое же – поспорили бы, но назвали. Как определить, кто из баб лучше, кто хуже? И в чем? А лучшие ратники – они в чем лучшие? Вон Фрол – из лучших ратников был, а мужем… Ладно, не надо о покойном».

– Молчите? – судя по тону, Филимон был доволен тем, что не услышал ответа на свой вопрос. – И правильно молчите! Невозможно лучших баб назвать никому и никогда! Вот так! Спросите: почему? Отвечу! Потому что бабы строем не воюют!

«Бабы? Строем? Да бабам вообще воевать невместно!»

Анна с Ариной снова переглянулись, и обе поняли, что ничего не поняли, а Филимон, оглядев собеседниц, довольно ухмыльнулся и продолжил:

– Вижу, что непонятно, но вот сейчас объясню, и согласитесь. Непременно согласитесь! За что соперничают отроки? Да и мужи тоже, хоть и не так явно. За первенство! Либо за первенство вообще, чтобы, значит, над всеми остальными подняться… ну как Корней, к примеру, либо за первенство в чем-то одном: стать лучшим мечником, лучшим лучником, лучшим наездником… и все такое прочее. Чтобы равных ему не было!

«Это да, тут он прав. Из кожи готовы выпрыгнуть, лишь бы отличиться! Кто чем… Корней вон еще одну причину для гордости нашел: на старости лет молодую бабу обрюхатил и петухом ходит… И ведь завидуют ему!»

– Ну а бабы? – Филимон перевел взгляд с Арины на Анну и обратно. – Что для баб главное? Для смысленных баб, а не свиристелок малолетних, само собой? Первой красавицей прослыть, лучше всех наряды и украшения иметь или еще что? Ну как? На что вот ты, Арина, готова положить столько же сил, к примеру, сколько молодые мужи, когда бьются за звание лучшего лучника?

«Ага, делать Арине больше нечего, на пустяки силы тратить…»

– А при чем тут наряды? – недоуменно переспросила Арина. – Да нет, что-то ты не так говоришь, Филимон Савич. Первой красавицей быть, конечно, приятно, но это же не на весь век – годы-то идут… Украшения, наряды… это ж не я сама, это… ну… ко мне прилагается. Даже если бы я умела лучшие наряды шить, так все равно… Глупо это как-то… – Арина пожала плечами, оглянулась на Анну и замолчала.

– Ясно мне, кажется, что ты хочешь сказать. – Анна выпрямилась, повела подбородком и, понимая, что произносит нечто… ну если не боярское, то «добродеино» точно, сказала: – То, что я лучшая портниха, еще не делает меня лучшей бабой! Вот лучший лучник, как ни поверни, считается одним из лучших мужей Ратного. Даже лучший обозник тоже не последний из мужей, а вот лучшая… – Боярыня, сбиваясь с тона мудрой женщины, неожиданно для себя смешливо фыркнула. – Вон Донька лучше всех бражку творит, из чего хочешь, говорят, сделать может, а кто ж ее лучшей бабой назовет?

– Так, так, верно мыслишь. – Филимон поощрительно покивал. – А почему?

– Так она ж только в бражке и искусна, а в остальном – тьфу! Глаза б не глядели! – Анна встрепенулась, кажется, поймав верную мысль. – Так и лучший лучник, если он во всем остальном плох, никому не нужен будет! Что-то ты дядька Филимон не туда заехал.

– Не туда, значит? – Старый воин снова ухмыльнулся. – Хорошо, немного поправлюсь: лучший лучник среди справных ратников. В остальном чтобы другим примерно равный, а вот в стрельбе всех превзошел. То же самое и про обозника надо сказать, или, к примеру, про кузнеца. С этим согласишься?

– Согласиться-то соглашусь, но…

«Интересно получается, дядька Филимон… Значит, мужей только по ратным успехам сравниваешь или по ремеслу, а баб? Ну да, у нас в селе лучший ратник, как само собой разумеется, почитается лучшим мужем. Будто нету справных ратников, с которыми в обыденной жизни никто и знаться не хочет – до того людишки поганые…»

– Погоди! – прервал Анну Филимон. – А не приходилось ли вам слыхать такие слова: «Ну, вроде всем хороша девка! И собой приятна, и хозяйка отменная, и женщины у них в семье здоровы да плодовиты, а замуж никто не берет!» Или же: «Такой муж бабе достался – хоть в петлю лезь!» Приходилось такое слышать?

– Приходилось! – отозвалась Арина. – И не единожды. А еще обычно добавляют: «Поди пойми, чего мужам надо!»

– О! В корень зришь, Аринушка! – обрадовался Филимон. – Мужам! Надо! Вот вам и разница: отроки и мужи соперничают в том, каковы они сами есть, а девицы и жены в том, насколько они для мужей привлекательны! И ничего вы с этим поделать не можете!

«Ну да, ну да… Вон Варька с Веркой за звание первой сплетницы в Ратном только ради своих мужей чуть не до смерти бьются! А ведь обе гордятся тем, что умеют! Верку я к делу, считай, пристроила, как бы еще исхитриться Варвару… Ладно, не о том речь…»

Филимон продолжал, не подозревая о тех мыслях, которые крутились сейчас в голове у боярыни:

– А отрицать это – себя самих обманывать. Ибо не сама по себе баба успешна, а по тому, какого она мужа умудрилась себе отхватить. По нему и ее ценят.

«Какого мужа умудрилась отхватить»? Это что же у тебя, дядька Филимон, получается? Мужи мечами да конями между собой считаются, а бабы – мужьями? А что – чем не жеребцы? И судят о нас со своей жеребячьей колокольни…»

Спохватившись, Анна постаралась спрятать не к месту вылезшую насмешку как можно глубже: обижать старого воина не хотелось, да и мысли он высказывал на первый взгляд хоть и обидные, но обдумать их все-таки стоило. А Филимон продолжал разливаться соловьем, многословно и подробно доказывая свою мысль, хотя ни Анна, ни слегка обалдевшая Арина спорить с ним даже не пытались. Перебрав все сколько-нибудь заметные пары в Ратном – начиная от Доньки с покойным Пентюхом и заканчивая Сучком с Аленой – и рассмотрев их отношения со всех сторон (Анна иной раз и нить его рассуждений теряла), Филимон наконец торжественно изрек:

– Потому-то и невозможно бабе быть самой лучшей для всех: желания у мужей разные, да порой такие, что и в голову не придет! – Боярыня уже перевела дух, надеясь, что наконец-то сейчас Филимон угомонится и перейдет к делу, но он неожиданно хитро прищурился и вдруг спросил:

– Однако же признайтесь, бабоньки, ведь хочется быть привлекательной для многих, а не для одного, хоть и самого распрекрасного сокола ясного? – и, не дожидаясь ответа от собеседниц, приговорил: – Хочется!

«Да что тебе наше слово? И без того в своей правоте уверен. Ну да, хочется порой… А что тут такого? Мужи вон до старости на молодок заглядываются…»

– Вот! – Филимон воздел палец вверх, будто обличая кого-то. – И в сем деле все остальные бабы для каждой из вас соперницы! Даже больше – вороги лютые! Вот потому-то я и сказал: «Бабы строем не воюют».

Арина хоть и владела лицом, но ее передернуло, да и Анну покоробило. Вроде бы и верно подметил старый воин, но как-то так получилось, что всевозможные и самые разнообразные бабьи заботы он свел к одной-единственной.

«Как будто обокрал, прости господи! Ну да, воюют бабы из-за мужей, по-своему, но воюют, вспомнить хотя бы ту же Продьку, но нельзя же всю жизнь только к этому сводить! Или… неужели мужи и в самом деле считают, что они для нас единственный свет в окошке? Но ведь Филимон-то баб получше других понимает – что же про остальных тогда говорить?! Как будто… как будто они в щелочку подглядывают, вместо того чтобы дверь распахнуть и войти. То ли боятся, то ли… вместо двери глухую стену видят?»

Анна не успела высказать пришедшее на ум возражение – ее опередила Арина:

– Ну не скажи, Филимон Савич! Если есть один-единственный, – Арина запнулась и залилась краской, но преодолела себя, – так и наплевать, как остальные на тебя смотрят. Лишь бы…

– Ага! Лишь бы! – Филимон ткнул в сторону Арины пальцем, словно опять уличая в чем-то. – Вот именно, лишь бы! Лишь бы разлучница подлая между вами не встала! Ведь непонятно же, чего мужам, кобелям этаким, надобно. А вдруг она привлекательней ему покажется? И сама не поймешь, чем плоха оказалась и чем эта змея подколодная лучше. Убила бы, и рука б не дрогнула, и совесть бы не мучила. Что? Не так?

– Не так! – Арина покраснела еще больше, но уперлась взглядом в Филимона, будто хотела сдвинуть того с места вместе со стулом. – Уходят не К кому-то, а ОТ кого-то! Если уходит, значит, не жизнь это уже, а одна маета. А если от недомыслия уходит, по глупости, так и скатертью дорога, все равно на такого положиться нельзя. Лучше уж сразу оборвать, чем всю жизнь кусочки от души откраивать. Уж всяко спокойнее.

«Ну да, Арина и в самом деле вырвет из сердца того, кто ее предаст. Только много ли среди баб таких, сильных духом? Живут с постылыми, терпят блудливых… Да и церковь на всю жизнь связывает…»

– Врешь! Это ты сейчас так думаешь! – с непоколебимым убеждением отрезал Филимон. – Видал я, как с такого покоя то в петлю лезут, то в полынью прыгают. И это еще не самое худшее. Гораздо страшнее, когда с этого же покоя годами замужем за постылым угасают. И в грех прелюбодеяния, как в омут головой, кидаются – хоть час, да мой! Да много чего еще случается, даже вспоминать неохота.

Покойнее ей будет… Отрокам сказки рассказывай, а девицам не смей! Потому что несчастье каждой, кто в эдакое поверит, на твоей совести грузом повиснет. Одно утешает: вечная бабья война за мужское внимание очень быстро, еще в девичестве из вас этакую дурь вышибает начисто.