Анна огляделась в поисках дежурного десятника. Тот оказался рядом и, разинув рот, внимал страстным речам плотницкого старшины. Звать голосом, впрочем, его не пришлось: уловив повелительный взмах руки боярыни, отрок подскочил и заученно затараторил:
– Матушка-боярыня! Дежурный по крепости урядник восьмого десятка Иона! За время моего дежурства…
– А скажи-ка Иона, где сейчас наставник Филимон?
– В учебном подклете, грамотой с отроками занимается.
– Долго им там еще?
– Так до обеда, матушка-боярыня. Старшина Михаил говорит, что перед обедом ум и память лучше всего работают, а сытое брюхо к учению глухо.
– Да? Ну ладно… а наставница Арина?
– Там же… с девками. – Иона вдруг насупился и отвел глаза в сторону. – Изгаляются…
– Что значит «изгаляются»? – Анна попыталась вопросить грозно, но сказанное Ионой прозвучало неожиданно и для нее самой.
– Дык это… наставник Филимон, значит, измыслил… чтобы тем, кому грамота плохо дается… ну или нерадивым… девки, значит, помогали. Они-то, почитай, все грамоте разумеют, а мы перед ними дурни, выходит…
То, что девицы так уж умудрены грамоте, дежурный урядник явно преувеличивал: образованность в девичьем десятке, по правде сказать, была очень и очень разнообразной, но в глазах совершенно неграмотных отроков… Да, нашел-таки старый воин, чем прилежание парней подхлестнуть, кому же захочется перед девицами дураком выглядеть?
– Добро… а какие занятия у отроков после обеда?
– Шорничать будут или сапожничать… это уж как наставник Тит скажет. Нам велено в обед все нужное в учебный подклет принести.
– Ага, значит, наставник Филимон освободится?
– Дык… матушка-боярыня, – опять смутился Иона – он после обеда, обычно… это… вздремнуть слегка…
– В его годы это не в упрек, – назидательно поведала Анна. – Как освободится, передашь ему, чтобы ко мне зашел. Да не сразу после обеда, а как освободится. Уразумел?
– Так точно, матушка-боярыня!
– Ну ступай тогда.
– Слушаюсь, матушка-боярыня!