— Прости, боярин, — отняв руки от лица, поклонилась Стояна. — Спешка слух да очи застила.
— Али спешка жизни твоей стоит?
— Стоит, боярин. И не токмо моей.
— А мне сказывали, что боровой люд неспешен да мешкотен. Куда ж так торопишься? — перемигнувшись с товарищами, спросил синеглазый.
Задетая словами боярина, Стояна вскинула голову.
— Во бору поспешишь — зверю в лапы угодишь. Не мешкотен люд тамошний — осторожен да оглядчив. А спешу я к князю Велебе. Дело к нему имею зело важное.
Всадники засмеялись, переглядываясь. Улыбнулся и синеглазый, на отповедь Стояны вовсе не осерчавший.
— Не из робких ты, я гляжу. А ну, уймитесь! — цыкнул на товарищей боярин и вновь обратился к Стояне. — Вот что. Я к княжьему престолу близко стою, говори-ка мне своё дело. Передам самому князю с глазу на глаз.
Помедлила Стояна, глядя на открытое улыбающееся лицомолодца. Ежели и вправду он к князю близок, сподручней будет до Велебы весть донести.
— С Зареборья гонцом иду, подмоги просить. Гавраны городище взяли, князя нашего убили, Велизара.
Тут уж смех утих, насупились гриди, запереглядывались.
— Давно ли? — нахмурив брови и спрыгивая с коня, спросил боярин.
— Две седмицы уж, почитай.
— Пойдем-ка, человече, — хлопнул Стоянупо плечу. — Вижу, и впрямь, дело зело важно.
Окруженные всадниками, дошли до самого терема. Поднявшись по ступеням, синеглазый оглянулся на замявшуюся у крыльца Стояну, поманил.
— Чего встал, гонец? Иль сробел напослед?
В тереме было сумрачно и прохладно. Попадавшаяся навстречу челядь низко кланялась боярину. На идущего следом за ним спутника поглядывали удивленно и с любопытством. Остановились у резных дубовых дверей, охраняемых широкоплечими мечниками. Откуда-то сбоку, словно вынырнув из самых бревенчатых стен, появился худой маленький челядинец, склонился в поклоне пред синеглазым.
— Князюшка! Малко Велебич! Занят, занят батюшка твой. Совет у него боярский.
Стояна, испуганно сжавшись, взглянула на своего спутника. Вот, значит, с кем свел её случай — с княжьим отпрыском.
— Извести отца обо мне, Негляд. Со мной гонец с Белоречья, за подмогой прибыл. Да и мужам боярым весть грозную услышать не помешает.
Челядинец окинул Стояну проницательным взглядом, чуть усмехнувшись в редкую с проседью бородёнку.
— Извещу, князюшка, извещу сей же миг.
И, беззвучно приоткрыв створу, скользнул внутрь. Через малое время дверь распахнулась и Малко со Стояной вошли в княжескую палату. На лавках вдоль стен сидели мужи боярые всехгодов — от седовласых старцев до румяных молодцев. Поднявшись, все поклонились княжичу.
Князь Велеба был высок, поджар, седовлас и взгляд имел острый, пытливый. Сидел на резном стуле, держа поперек колен меч в ножнах. Более оружных в палате не было.
— Здрав буди, батюшка! — поклонился отцу Малко.
— И ты, сыне, — ответил князь и перевел взгляд на жавшуюся позади него Стояну. — Этот, что ли, гонец белореченский?
Стояна, и без того смущенная направленными на неё взглядами бояр, остолбенела под пронзительным взором княжьих глаз, словно мышь перед кошкой.
— Шапку сыми, да кланяйся! Пред княжьи очи предстал! — толкнул Стояну в плечо молодой князь.
Стояна поспешно стащила шапку с головы и поклонилась в пол.
— Здрав буди, светлый князь Велеба!
— Девка! — пронесся удивленный гомон по палате. — Да то ж девка!
Малко только удивленно хмыкнул.
— То-то гляжу — хил гонец, — усмехнулся Велеба. — Неужто у Велизара дружина истощилась, что он девку послал? Как звать тебя, девица?
— Стояной, светлый князь, — пролепетала она, доставая из-под рубахи серебряный подвес. — Вот тавро княжье, суженому моему князем Велизаром врученное. Шёл к тебе гонец справней, чем я, да погиб от стрел гаврановых. Тако же и Велизар с дружиною на бранном поле полегли. Мы с тятей сам-друг в Зареборье сбирались, да и его чужаки до смерти убили. Окромя меня некому было весть о вражьем набеге на Белоречье доставить. Гавраны пришли, в множестве великом, на лодиях по реке. Городище взяли, народ посекли.
Малко принял из её рук тавро и подал отцу. Брови Велебы грозно сошлись на переносице, очи сверкнули.
— Так Велизар пал? А княгиня?
Стояна потупилась.
— Не гневайся, княже, на слова мои, что скажу далее. То не наговор, не лукавство. Да только это она, Олеля, в Белоречье гавранов впустила, а князя нового, Маргу, ворона окаянного — на ложе своё.
Палата наполнилась возмущенными и сердитыми возгласами бояр, некоторые вскочили, потрясая кулаками. Велеба совсем потемнел лицом, скривил губы и сжал бляху.
— Да полно, не напраслину ли ты на княгиню возводишь, девка? А коли я катам тебя поспрошать построже велю? Да своих выглядчиков в Белоречье пошлю?
— А вели, светлый князь. И воев в Белоречье посылай, да поболее, — утратив робость, подняла голову Стояна, голос задрожал. — Я за тем к тебе и явилась. Пусть поспрошают и сородичей моих — девиц обиженных и баб обезмуженых. Да не запамятуют и у батюшки моего попытать, что на заимке лежать остался зверям на прокорм с горлом резаным. Нож-от самозванец Марга держал, а княгиня Олеля длань его направляла. Не видали б того очи мои — не молвили бы и уста.