— Ваше время истекло, — голос королевны при исполнении тёмен и безжалостен. — Я — проводник. Он — судья. Ему определять вашу дорогу.
— К-кто? — Маринкина прозрачная фигура, ещё не понимая до конца, что произошло, неловко поднялась на ноги, пошатываясь, словно пьяная. И что я в ней нашёл? Такая жалкая и потасканная…
Вот ведь, с-сука… И не поспоришь…
— К-как?! — душа обнаружила своё тело, на меня плеснуло волной страха и отчаяния. — Нет! Не может быть! Не верю-у-у!…
Тщетные попытки приподнять с земли остывающий труп сопровождались искренними рыданиями взахлёб, как плачут над тем, что любят.
Я смотрел и пытался поймать хотя бы отголосок того самого состояния Прави, чтобы понять, как поступить. Но вместо этого вдруг остро почувствовал насколько Маринке страшно, одиноко и как отчаянно она хочет жить. И только сейчас понял, что душа не утратила схожести с умершим телом, а значит, намного чище убитых подонков. Её поводок туманен, но она всё-таки любила меня по-своему. Не из-за денег она жила со мной целый год. Да и сам я что-то же в ней нашёл… Устраивало ведь всё, даже жениться хотел…
— Тебе решать, Алексей, — Марья невозмутимо обратилась ко мне, вырывая из задумчивости и заставив вздрогнуть от неожиданности.
Алексей… Родное имя из уст королевны царапнуло больно и неожиданно, словно чужое. Неужели я так привык к этому её «Джо»?
— Что решать?
— Куда её… — выжидающий пристальный взгляд и ни капли эмоций и спешки.
Шутит, что ли? Как можно судить, не зная истинных мотивов и поступков? И куда я вообще могу послать душу, не находясь в состоянии Прави? Разве что по известному адресу…
Марья неторопливо подняла мизинец и внимательно осмотрела ноготь со всех сторон. Чуть поморщилась, сдула с него нечто невидимое и вновь обратила внимание на меня.
— Если пожелаешь, можешь и себе оставить. В личное и безраздельное пользование. Там не обеднеют.
Ну надо же, какое щедрое предложение… Алексей Донников, душевладелец несостоявшейся невесты…
Меня чуть не вывернуло от такой мысли. При жизни бывшую не ограничивал, а теперь и вовсе не собираюсь.
Маринкина душа, услышав моё имя, оставила попытки вернуться обратно в остывающий труп. В мутном облаке страха появилась крохотная искра надежды.
Напрасно. Её жизненный путь завершён.
— Л-лё…ша… — она шагнула ко мне, с робкой улыбкой протянула дрожащую руку. — Л-лёша… Ты… ты живой…
— Да уж поживей тебя, — я бросил сигарету, затушил ботинком, сам не понимая, что со мной происходит. И жалко, и противно, и… не хотелось мне бередить ни память, ни эмоции. Прошлое — это прошлое, настоящего оно не изменит.
— Лёша… Лёша, я не виновата! Он сам! Сам! Я только хотела, чтобы тебя!.. — с бурными всхлипываниями она упала на колени и попыталась ухватить меня за ногу, но её руки соскользнули по моему защитному полю. — Он сказал, что е… если я с… с ним, то тебя не… не тронут!…
Маринка указывала в сторону Шлемова. Тот умирал тяжело, мучительно и ничего не видел. Да и не мог увидеть. Натура не та.
Если с ним, то меня не тронут, значит…
Вот он, Чёрный Корпус, во всей красе… Плевать им на людей. И своих, и чужих. Неважно, кто ты: обычный гражданин, простой исполнитель или начальник сектора. Здесь карьерой поманить, тут свободу пообещать, там запугать как следует… Как Шармат там сказал: перед кем геройствую, ЧК и не таких перешагивал и не замечал…У каждого ниточки есть, за которые человека, как марионетку, дёргать можно. Сыграл свою роль и в расход, как мусор.
И всё чужими руками. Несчастный случай, нелепая случайность, бывает.
А когда-то я восхищался этой системой и гордился своей работой… Если бы не тайна шлюпа, так бы и помер дураком в счастливом неведении.
Маринкина душа, не в силах преодолеть мою защиту, тихо рыдала на коленях в шаге от меня.
С кривой ухмылкой достал новую сигарету, закурил. И в самом деле, чего уж теперь…
Чёрный Корпус всех нас убил. Так или иначе.
— Встань, не реви. Нечего уже боятся.
Пока всхлипывающая душа поднималась, я оглянулся на невозмутимую королевну.
В состоянии Прави всё бы решилось легко и просто. Три месяца назад тоже бы не особо задумался, предложи кто-нибудь такой суд.
Но здесь и сейчас, узнав и обдумав многое, я не чувствовал себя вправе решать судьбы этих двоих. Чем я лучше их?
Да ничем.
— Я не хочу их судить. Не могу и не буду. Извини.
Марья холодно улыбнулась. Как обычно, самым уголком губ. То ли довольно, то ли снисходительно, не разберёшь.
Не обращая больше внимания на Маринку и Шлема, я развернулся и пошёл из переулка.
В спину ударило порывом ветра. Королевна не имела привычки задерживаться.
На душе было горько, пусто и холодно.
Мёртво.