Отряд-2

Перевернутая мебель, следы от пуль, трупы и кровь на полу… полный разгром, – вот они, результаты их работы. Причем, хорошо сделанной работы. Потому что убитых могло оказаться гораздо больше. За последние полчаса, с тех пор, как отключили аппаратуру в подвале, они уже получили несколько сообщений от разосланных в разные концы Города разведгрупп (в том числе и от воздушной разведки на флаерах) о том, что встреченные андроиды утратили враждебную активность. И любую активность вообще. Создавалось впечатление, что мозги этих «незаменимых» помощников человека после пережитых потрясений просто отключились, вследствие чего тела впали в полный ступор. Нет, они были живы. Но на внешние раздражители никак не реагировали, а просто стояли, сидели и лежали там, где их застигло…. Застигло «что»? Именно на этот вопрос Хельмут Дитц, Александр Велга и все остальные члены отряда и намеревались теперь получить ответ. Полный и абсолютно достоверный.

Мертвые лежали в холле, живые сидели в гостиной у стены. Как раз на том самом месте, где еще не так давно сидели рэкетиры Додика.

Все повторяется, устало подумал Велга, опускаясь в кресло и окидывая взглядом связанных пленных. Причем, чем дальше, тем чаще.

Один из бунтовщиков на мгновение приподнял низко опущенную голову, и Велга удивленно вскинул брови – это был шофер Николай.

– Так, так, так, – произнес, расположившийся в соседнем кресле Дитц. – Наш любезный хозяин и гид. Николай Боровиков. Собственной персоной. А ведь мы, Саша, стали с тобой невольными пособниками этого кровопролития. Помнишь ящики? Я так думаю, что в них была аппаратура и, возможно, оружие. А?

– Я об этом сразу подумал, как только узнал, что ниточки сюда тянутся, – кивнул Александр. – Ну, что молчишь, Коля? Объясни нам, что тут произошло.

– Ничего он вам не скажет, – процедил сквозь зубы один из мятежников – худой длинноносый человек лет сорока с лихорадочно блестевшими карими глазами. – Ваш успех временный. Наши товарищи уже захватили Землю, и скоро все переменится. А вас… А вас просто убьют. Потому что тех, кто не сдается, надо убивать.

И тут Велга засмеялся. Он понимал, что его смех несколько истеричен, однако, ничего не мог с собой поделать. Уж очень показалось ему забавным то, как этот длинноносый неуклюже попытался повторить мысль товарища Сталина.

– Что здесь смешного?! – яростно сверкнул глазами мятежник.

– Несоответствие твоих слов и действительности, – пояснил Велга, успокаиваясь. – И вообще смешно, когда человек с апломбом говорит о том, о чем ни малейшего понятия не имеет и не может иметь. Откуда тебе, тля, знать, что делают с теми, кто не сдается? А также с теми, кто сдается? А также с пленными? Вообще, с врагом? Ты же про это только в книжках читал… А если думаешь, что у вас получится не ответить честно на наши вопросы, то глубоко ошибаешься. Мы ведь по-настоящему еще и спрашивать-то не начали. Верно, Хельмут?

Хельмут медленно кивнул, не спуская с длинноносого немигающего взгляда своих бледно-голубых льдистых глаз.

– Не скажет он, скажешь ты, – равнодушно добавил Дитц. – Причем, скажешь прямо сейчас. И знаешь, почему именно ты?

– Я ничего вам не скажу!!

– Потому что, ты мне не нравишься. Вы все мне не нравитесь. Но ты не нравишься особенно. Я не люблю, когда перебивают меня или моего друга. Мы тут сидели и спокойно разговаривали с нашим знакомым. С Николаем. Тебя, заметь, никто ни о чем не спрашивал. Но ты влез в разговор. Зачем? Раз влез, значит, говорить будешь именно ты. Нечего было меня злить. Значит так. Я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Ясно?

– Я ничего не скажу.

Дитц, казалось, не обратил на эту фразу-заклинание ни малейшего внимания. Он вытащил из пачки сигарету, прикурил, пододвинул кресло почти вплотную к допрашиваемому и выпустил дым тому в лицо.

– Имя? – вкрадчиво спросил он.

Длинноносый отвернулся и попытался изобразить на лице презрительную улыбку.

Хельмут в задумчивости посмотрел на горящую сигарету и вдруг неожиданно быстрым движением ткнул ею в глаз мятежнику. Тот завизжал и попытался спрятать лицо на груди. Но Дитц, предвидя такой маневр, ухватил его левой рукой за волосы и вернул голову длинноносого в прежнее положение.

– Имя? – ласково повторил он, медленно поднося сигарету к широко раскрытому, полному первобытного ужаса карему глазу мятежника.

Через час они знали все.