Отраженное мироздание. Тринадцатый воин

– Это еще фигня! Рахиль была бесплодна, так детей ему рожала Лия. Четырех штук!

– Две жены и четверо детей? – поразился Соломон. – Мужик гигант!

– И еще служанка! Кстати, к служанке его потом послала Рахиль, чтобы та от него родила, как бы это ее ребенок.

– И родила?

– Куда ж она денется? Двоих! Потом Лия провернул такой же финт, со своей служанкой!

– И че? – Соломон уже, кажется, забыл, куда и зачем они идут.

– И сказала Лия: прибавилось. И нарекла ему имя: Гад.

– Обалдеть!

– Да, а потом еще раз.

– Погоди, это уже сколько?

– Восемь. Потом там Рахиль за какие-то апельсины проспорила ночь с Иаковом, и Лия родила еще двоих сыновей и одну дочку.

Соломон схватился за голову.

– Одиннадцать детей! Сдохнуть можно! Толян, ты представляешь?

– Да, я знаю, – отозвался Толя. – Раньше так и было.

– А дальше-то что было? – не успокаивался Соломон.

– Дальше? Дальше Господь вспомнил о Рахили.

– Без подробностей: сколько?

– Одного.

– Что, вот так вот просто – одного?

– Да, вот так вот просто. Я к чему это все рассказываю-то? К тому, что если что-то написано, значит может быть и сделано. Прими к сведению, доктор! Так, я забыл, кого мы пришли навестить?

– Дона Гана, – напомнил Соломон.

– Понятно. Кстати, мы уже на месте!

Они остановились перед входом в огромный зал. Там, у окна, стояли двое. Мистера узнали все и сразу, а вот дона – только Толя с Соломоном.

– Ты глянь-ка, как у него харя зажила! – шепнул Сол.

– Это дон? – спросил Син.

– Да.

Синеман вдруг развернулся и прошел несколько шагов обратно по коридору. Обнаружив какую-то дверь, он открыл ее и помахал друзьям рукой.

– Заходите сюда и, что бы ни случилось, не дергайтесь!

– А ты куда? – удивился Толя.

– Не задавай лишних вопросов! Давай в каморку!

– Слушай, а ты уверен, что твой план сработает? – засомневался Соломон.

Син немного замешкался с ответом, но потом пожал плечами:

– С точки зрения здравого идиотизма… должно сработать. Заходите быстрее, он идет!

Толя и Соломон зашли в каморку. Там стояли ведра, швабры, но в общем и целом было довольно просторно и уютно.

– Все, я пошел, – сказал Син. – Остальной план узнаете потом. Пока.

Отталкивая друг друга, Толя и Соломон отчаянно смотрели в щель чуть приоткрытой двери. Видели они там чего, или нет, но даже по звуковой дорожке можно было вполне восстановить видеофрагмент. Синеман же, закрыв друзей в каморке, поступил следующим образом. Он взялся за автомат, дернул затвор и решительно пошел в сторону зала. Дон заметил его чуть раньше, чем этого хотелось бы Синеману.

– Сдохни! – крикнул Син, нажимая на курок.

Дон, с непостижимой для человека ловкостью, отпрыгнул в сторону, одновременно поворачиваясь вокруг своей оси. Синеман не успел даже сообразить, что происходит, а невероятный кульбит дона уже закончился возле него самого. Ган, не останавливая движения вращающейся вместе с ним трости, лишь слегка подкорректировал ее траекторию, и тяжелый набалдашник ударился о голову Синемана. Син, при всем своем имени, не был культовым героем боевика; он просто закатил глаза и рухнул на пол.

Мистер, опомнившись, подбежал к нему и пинком отшвырнул автомат в сторону.

– Вовремя! – съязвил дон.

– Да я даже…

– Ладно! Вот, это к вопросу о том, что лучше: от Бога, или от Дьявола. Знаешь этого недоноска?

Мистер перевернул Синемана и кивнул:

– Да. Он из команды доктора. Но почему он один?

– Вот уж не знаю, – пожал плечами дон. – Пусть о нем позаботятся. Сейчас время обеда. Я хочу, чтобы в зале были все твои люди. Я им доверяю. Я тебе доверяю!

– Хорошо, конечно…

Дон посмотрел в сторону окна и нервно крикнул:

– И спусти уже мертвецов!

Мишут заканчивал уже третью издевательскую песню, гвоздем которой были строчки: «Зачем Герасим изнасиловал Му-Му? Она потом родила нам Дон-Ган!» Народ внизу ликовал. О ворота крепости разбивались бутылки, разворачивались все новые и новые плакаты с самыми разнообразными признаками остроумия: от «Дон Ган = Ватив Презер» до «Мы не хиппи и не панки, мы вставляем дону палки!» У последнего плаката после некоторых дискуссий по поводу цензуры прибавилась надпись: «в колеса».

Мишут играл, пел, но внутренне содрогался. Глядя на всю эту вакханалию, не оставалось сомнений, что дон не спустит дело на тормозах. «А ну как и вправду выйдет?» – подумал Мишут. Словно в такт его мыслям, ворота дрогнули. Толпа взревела.

– Приготовься прыгать! – крикнул Офзеринс.

– Чего? – удивился Мишут.

– Когда я скажу – прыгаем!

Ворота стали отворяться. Народ, стоящий к ним вплотную, отпрянул, а потом веселенькая осада в духе Белянина превратилась в фильм ужасов. Из открытых ворот ринулась сама смерть. Толпы мертвецов, яростных, безумных, бесконечно голодных набросились на оторопевших крестьян и рабочих. Хлынула кровь. Послышалось леденящее душу рычание, хруст костей… Толпа заволновалась. Некоторые по инерции еще продолжали рваться вперед, стреляли в мертвяков из своего оружия, но умирали раньше, чем успевали понять, что происходит.

– Это конец! – прошептал побледневший Мишут.

– Да ну? – ухмыльнулся Офзеринс. – Ты все забыл? Мы еще не застрелили вождя! Жди команды!