ОТРАЖЕНИЯ

Он жил в типовой квартире многоэтажного дома на окраине израильского города Ришон Ле-Цион. Обычная гостиная без излишеств: фото, картины, диван, стол, телевизор. Он смотрел израильские и русские каналы. Поэтому, когда я напрямую и без рекомендаций перезвонил ему и представился, проблем не возникло. - Приезжайте...

Я быстро установил камеру, навесил микрофоны и он продолжил. По-русски, почти без акцента.

На самом деле его фамилия Шпильман.Граевский - псевдоним. Более польский, менее - еврейский. Когда началась Вторая мировая война, ему было четырнадцать лет, семья Шпильманов успела бежать на восток, в СССР. Сначала во Львов, а затем их, как спецпереселенцев, сослали в Марийскую республику. - Сталин, - вспоминает Граевский - лично спас мою жизнь тем, что сослал нас в глубь России. - Его преступления - это одно. Но история совершает и такие вот кульбиты с человеческой жизнью.

После Победы они вернулись в Польшу. Вскоре родители репатриировались в Палестину. Об этом не говорят, но даже после уничтожения почти трех миллионов польских евреев нацистами, уже после войны, в стране произошли погромы. Выжившие, а точнее, вернувшиеся польские евреи тогда, в большинстве своем, уехали - в США и навстречу возрождающемуся Израилю. Они не хотели оставаться на пепелищах домов и родных в Европе.

Виктор остался. Он был молодой, энергичный, верил в коммунизм и в светлое будущее, несмотря ни на что. Успел жениться и развестись. Его, грамотного и знающего русский, взяли в головной офис главного агентства печати Польши - ПАП.

Ступников- А не мешало вам, тем более, тогда, что ваши родные в Израиле?

Граевский - Совершенно не мешало. Я переписывался со своими. Однажды кто-то спросил меня - А почему ты поддерживаешь связь с фашистской страной? И я ответил, что это не “ фашистская страна”, и там живут мои родители, сестра. Больше никто и не спрашивал.

- А по убеждениям вы были социалист?

- Я был честный коммунист. Помню еще Дворец пионеров в довоенном Львове. И потом мы были на стороне Советского Союза и чувствовали себя благодарными ему за борьбу против фашизма. В Польше я сразу вступил в партию, потому что верил в ее идеалы. В коммунизме меня привлекала идея всеобщего братства независимо от национальности - и поляки, и евреи, и турки, и японцы... А после того, что произошло в Польше во время войны с евреями - особенно.” Теперь, - думал я - Мы все будем равные и свободные.”

- И что произошло потом?

- Мой отец тяжело заболел. Я обратился с просьбой о разрешении поехать в Израиль, чтобы его навестить. Мне выдали паспорт и так я снова увидел своих близких. Та поездка в Израиль перевернула всю мою жизнь. Я захотел уехать. Но середина пятидесятых годов прошлого века - это самый разгар “ холодной войны” между СССР и Западом. Для журналиста солидного государственного агентства выезд был проблематичен, а бежать, то есть просто остаться, я не хотел. Мне Польша ничего плохого не сделала. Я вернулся и написал заявление в партию с просьбой разрешить мне выезд к родным и вступить в коммунистическую партию Израиля. Никакого ответа не было, но и проблем тоже не возникло. Все шло по- прежнему. Я работал главным редактором отдела новостей из Советского Союза и “стран народной демократии”. Так и жил: де- факто в Польше, а душой уже в Израиле.

Но у меня была подруга, Люция, которая работала директором канцелярии первого секретаря ЦК польской объединенной рабочей партии Эдварда Охабы. Поскольку я был в разводе, свободный, то часто заскакивал к ней, в здание центрального комитета, поболтать за чашечкой кофе.

И вот, в один прекрасный день, в феврале 1956 года я пришел к ней, как обычно, но она была очень занята и попросила посидеть немного, подождать - может и получиться отпроситься, чтобы спуститься в кафе. И убежала. От нечего делать, я увидел у нее на столе какую-то брошюру в красной обложке с надписью “ совершенно секретно” или “ государственная тайна”. Под грифом было написано, что это доклад Никиты Хрущева на 20-ом съезде партии. На русском языке. Когда подружка вернулась, я спросил, могу ли взять его с собой, чтобы почитать - раз уж она занята. - Хорошо - ответила Люция - Но только на пару часов. Он должен храниться в сейфе...

Я сунул брошюру в пиджак, принес домой, поскольку жил неподалеку и начал читать. Через пятнадцать минут я понял, что у меня в руках “атомная бомба”. О закрытом докладе Хрущева все слышали, но без подробностей, в целом, с осторожных слов немногих очевидцев. Все разведки мира пытались его добыть - и вдруг этот доклад у меня в руках. Это было очень опасно и первой мыслью было отнести его обратно и сделать вид, что ничего не произошло. Почитал - и спасибо.