Отражение [Сборник рассказов]

О том, чтобы дождаться перемены и вернуться на следующий урок, не могло быть и речи. Выждав несколько минут, Егор сделал бросок к лестнице, а потом, через чёрный ход на цокольном этаже, выбежал на улицу. Судя по тому, как шарахались девочки и мамаши, пришедшие забирать младшеклассников, видок у него был ещё тот.

Бабушки дома не было, и хорошо: Егор подозревал, что её добродушные насмешки навсегда сделали бы из него заикающегося слюнявого дурачка… или психопата, одержимого жаждой убийства. В ванной его ещё раз вырвало, на этот раз желчью, в которой угадывались кровавые нитки.

Из ноздрей не переставая валил дым.

4.

Остаток дня Гримальдов провёл запершись в комнате и изредка пробираясь в ванную, чтобы прополоскать рот от неприятного привкуса. Он старался поменьше дышать и волноваться: ведь не может же это быть опасная болезнь? Во всяком случае, он ни разу не слышал о болезнях с такими симптомами.

— Что за вонь у нас стоит? Как будто что-то сгорело, — спросила бабушка с порога. — Ты опять пытался пожарить себе яичницу? Милый, если тебе не нравится моя стряпня, это совсем не значит, что у тебя получится утка с яблоками.

— Не я, — сказал он, а потом, неожиданно даже для себя, соврал: — Соседи из девяносто пятой квартиры чуть не сгорели — снова. К ним пожарная приезжала.

— Да? — удивилась бабушка. — Странно, что курицы на лавочке мне ничего не доложили.

Бабушка относилась к пожилым соседкам с демонстративной прохладцей. Тем не менее, несколько крикливых старушек, похожих на раздувшихся от собственной важности воробьёв, исправно старались снабжать её всеми возможными слухами.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она чуть позже, до неожиданности неслышно подкравшись к двери его комнаты.

— Простуда, — сказал Егор, может, поспешнее, чем следовало. — Не заходи. Здесь бациллы повсюду летают.

Он не ожидал, что бабушка оставит его после этого в покое, но она оставила. Егор же сосредоточился на своих ощущениях. Его бросало то в жар, то в холод, из ноздрей и изо рта сочился дым, будто где-то внутри вдруг открылся исландский вулкан с непроизносимым названием. «Умираю? — бродила в голове назойливая мысль. — Неужели это всё? Что ж, если так, никто не расстроится. Разве что, бабушка — самую малость».

Зазвонил мобильник. Егор глянул на экран и подумал: «Может, ещё и Матвей Злобищев расстроится».

— Эй, трутень, ты сегодня неплохо развлёк класс, — голос приятеля, как всегда, звучал так, будто мальчик проглотил живую креветку, которая теперь плавает в его желудке и щекочет его изнутри. — Все ржали, как кони.

— А…

— Да, она тоже смеялась.

— Кажется, это было несколько жестоко.

— О чём ты? Нет, ерунда. Усы под носом заслуживают всякого порицания, если ты не Чарли Чаплин и не поёшь в группе «Queen». А Ада Арифметиковна ни на кого из них не похожа.

— Я не специально, — смутился Егор. — Значит, говоришь, она тоже смеялась?

— Хохотала до упаду, — сказал он. — Хочешь подробностей? Давай, я сейчас заскочу.

— Нет! — крикнул Егор, но трубка уже равнодушно молчала.

Матвей был здесь уже через десять минут. Бабушка, злорадно хохоча, впихнула его в комнату внука, захлопнув дверь, а потом через стенку рассказала ребятам об эпидемии птичьего гриппа.

— Не волнуйтесь, баба Нора, если я заражусь, то улечу отсюда на своих крыльях, — сказал Матвей, внимательно разглядывая приятеля. — Просто выпорхну из окошка.

Когда шарканье бабушкиных тапочек по паласу стихло, он сказал:

— Похоже, тебе и впрямь дурно.

Матвей был единственным, кого Егор мог назвать своим другом. Это был плотный мальчишка с удивительно располагающим к себе лицом, а также живым, пытливым умом и поистине кошачьим любопытством. Пройдёт время, и он, быть может, превратится в настоящего великана, будет жать от груди вес в два раза больше своего. Пока же это немного неповоротливый подросток, который улыбкой мог отворить любую дверь и повернуть к себе любое сердце. И в то же время он был совершенно неэмоциональным. Тепло, которым он мог одарить, было таким же бесполезным, как яркий стеклянный шарик. Иногда Егор задавался вопросом: «Почему я с ним дружу?», и сам же себе отвечал: «Потому что иногда моей голове не помешает ушат воды». И ещё потому, что Матвей сам когда-то выбрал себе в друзья Егора, а разбрасываться тем, чем ты и так небогат, в правила Гримальди не входило.

— Видел вчера комету? — хмуро спросил Егор. Он лежал на диване и пытался читать журнал, но сейчас отложил его в сторону.

— Все видели.

День был облачный, и в комнате царили сумерки. Занавески развевались под порывами ветра.

— То-то и оно. А случилось только со мной.

— Что случилось? — Матвей помассировал глаза, которые начинали слезиться. Запах даже не думал выветриваться, а Егор его, похоже, просто не замечал.

— Это, — зловещим шёпотом сказал Гримальдов. Он открыл рот и резко выдохнул, как будто пытался выкашлять попавший не в то горло кусок. Страницы журнала в руках съёжились от жара.

— Что это у тебя в животе светится? — заинтересовался Матвей.

Егор закашлялся, комната вновь наполнилась дымом. Размахивая перед лицом руками, он грустно сказал: