– Ты знаешь, я не ребенок. Да, я была им, когда оказалась на этой стороне, но из-за того, с чем мне с тех пор пришлось столкнуться, от этого ребенка мало что осталось. Ты можешь все рассказать мне – обещаю, я буду хранить твой секрет.
– Не уверена, что хорошо понимаю, о чем ты. – Я продолжала выигрывать время, надеясь на вдохновение.
– Только что, приняв меня за Кэллума, ты говорила о Кэтрин. Она вернулась, верно?
Меня все еще одолевали сомнения; я гадала, что на моем месте предпочел бы Кэллум: солгать или открыть правду.
– Пожалуйста, я заслужила это, – умоляла она, и я была рада тому, что у меня при себе нет зеркала и я не могу видеть боль в этих больших карих глазах.
– Ты должна пообещать мне, – медленно сказала я, – сохранить все в полной тайне. Никому нельзя говорить о том, что я скажу тебе сейчас, даже Кэллуму. Он считает, что для тебя все это окажется слишком болезненно. Ты уверена, что хочешь меня выслушать?
Опять послышались какие-то глухие звуки, а затем кто-то шмыгнул носом.
– Клянусь жизнью… Ну, тем, что от нее осталось. Это была Кэтрин?
– Да. Она забрала все мои воспоминания, и это позволило ей спастись и вернуться живой в реальный мир. Она приносит мне кучу неприятностей. Она знает обо мне все.
Наступило короткое молчание.
– Значит, существует способ выбраться отсюда в конце-то концов. Может, я даже не буду вести такую жизнь до конца своих дней. – В ее голосе слышалось явное удивление.
– Да, но это очень трудно осуществить. У тебя должен быть кто-то с этой стороны, у кого есть амулет. – Я показала на свое запястье. – Нужно быть также уверенной в том, что в это время будет отлив, и ты должна быть готова убить.
– Да. Понимаю. К этому делу нужно подходить со всей ответственностью. – Она замолчала. Я смотрела на грядки, мои глаза медленно привыкали к темноте, и я чувствовала, что вокруг собрались мелкие животные, которым нравится находиться поближе к дерджам. Неожиданно тишину прорезал голос Оливии: – Кого собирается убить Кэллум?
– Он не хочет никого убивать! Все это так грустно – нам известно, как это
Оливия пренебрежительно фыркнула:
– Еще как будете. Разве вы оба не хотите этого?
– Это не так просто, правда. – Я начинала понимать, почему Кэллум намеревался держать наши новости при себе. Оливия была очень упорной, и я быстро поняла, что она не пропустила ни одного моего слова.
– А при чем тут отлив? Какое он имеет отношение ко всему?
Я мысленно вздохнула.
– Украв все мои воспоминания, Кэтрин оказалась в воде. В Темзе, рядом с тем местом, где она пропала. Если бы уровень воды был выше, тогда она, скорее всего, утонула бы. Но ей повезло – некто увидел ее, плывущую без сознания, и вызвал спасательную шлюпку. Последние две недели она провела в больнице.
– А почему она мучает тебя? – спросила Оливия. – Что ты ей сделала?
– Хороший вопрос. Я не знаю, но, по всей вероятности, я ей чем-то насолила. Она свирепствует вовсю, притворяется мной, пишет письма моим подругам, ну и так далее. Она даже сняла все деньги с моего банковского счета.
– Она, должно быть, действительно тебя ненавидит, – сказала Оливия с намеком на страх. – А еще она такая корова. Ты там поосторожнее. Я… Я… – Неожиданно она замолчала.
– Что? – Ответа не последовало, и я на всякий случай проверила карманы в поисках зеркала. – Оливия? В чем дело? Что не так?
– Я… Я должна идти. Уже поздно, и я не могу здесь оставаться. Мне нужно в собор Святого Павла.
– Никому ни слова, понятно? – требовательно сказала я. – Я уверена, что Кэллум когда-нибудь расскажет тебе об этом, но он не хочет, чтобы сейчас кто-нибудь что-нибудь знал. Он считает, что это может быть опасно.
– Не беспокойся ни о чем. Твоя тайна в надежных руках. – Ее голос внезапно сделался напряженным. – Прости, мне пора. Пора идти.
– Увидимся завтра. – Внезапно покалывание в моей руке прекратилось. Я смотрела в темный сад. – Вот дерьмо! – не удержалась я. – И как теперь я признаюсь Кэллуму в том, что натворила? – Послышалось какое-то шуршание, и мои глаза встретились с парой темных глаз-бусинок, появившихся из-за куста черной смородины. Еж моргнул, а затем продолжил обнюхивать упавшую листву.
Я думала долго и усердно, как ничего не сказать Кэллуму о своем прегрешении, но в конце концов во всем призналась ему. Было невозможно утаить от него нечто подобное. Я оказалась права. Он мгновенно понял по моему лицу, что я наделала. Я позвала его на школьной спортплощадке во время ланча, потому что не хотела, чтобы он долго оставался в неведении. Ему надо было не спускать глаз с Оливии и удостовериться, что она и в самом деле поняла, что необходимо молчать об этом деле.