Отражение бабочки

Я выключила телефон и попыталась уснуть, прекрасно понимая, что уснуть не удастся. Голова была тяжелой, в горле саднило. Я напряженно прислушивалась к звукам квартиры — в ушах звенел тонкий комариный писк. Как мало нужно, чтобы сбить с ног… Всего-навсего ночной звоночек и молчание. Это все из-за Елизаветы, сказала я себе. Я здравомыслящая, нормальная, трезвая, неглупая… Откуда паника? Елизавета… Зачем? Что случилось? Больше некому. Номер не высветился… Мне что, больше всех надо?

Мысли расползались, не додумываясь. Я вскочила и побежала в прихожую. Сорвала с вешалки куртку, нашарила в кармане листок из блокнота с номером Елизаветы и ключи. Стояла босая на холодном полу, раздумывая.

…Она не ответила. Я набирала ее номер снова и снова, а в ответ лишь гудки. Тихонько подала голос Аделина. Она сидела на полу, задрав голову, смотрела на меня — морда озабоченная, в глазах слезы. Жалеет меня. Очень тонкая душевная организация.

— Все нормально, — сказала я. — Она просто спит. Это не она звонила, это кто-то ошибся.

Аделина тявкнула.

— Что? Не веришь? Я тоже. Нам никто никогда не звонит ночью. Что же делать?

Я натянула на пижаму куртку, схватила ключи и выскочила из квартиры, приказав:

— Жди! Я скоро.

Я боялась, что передумаю. Еще минута, и я бы действительно передумала. Лететь к незнакомому человеку по ночному городу — это, согласитесь, странный поступок. Не проще ли дождаться утра, позвонить еще раз и только потом действовать? Проще! Конечно, проще. Но… Издержки воспитания в сиротском заведении, должно быть. Принадлежность к братству обделенных, готовность подставить плечо и броситься спасать. Костик бросился бы. Сбегая вниз по лестнице, я слышала обиженное тявканье Аделины. Она меня не поняла и не одобрила. А может, обиделась, что я не взяла ее с собой.

Мне никогда еще не приходилось без спроса врываться в чужой дом, открыв дверь случайно попавшими в руки ключами. Пустой серый город спал. Эхо моих поспешных шагов металось в колодцах улиц. Казалось, будто рядом со мной бежит толпа. Часы на площади пробили четыре раза, а потом еще столько же. Четыре утра. Что я делаю?

Пустой двор, темные окна. Кажется, одно светится. У меня так дрожали руки, что я не сразу сумела попасть ключом в замочную скважину. В подъезде горела тусклая лампочка, пахло пылью, стояла та самая мертвая тишина, что поразила меня в первый раз. Я поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью с номером девять. Что теперь? Позвонить? А если она спит? Мой страх уже казался мне глупым. Я стояла под дверью Елизаветы, сжимая в руке ключи. Больше всего мне хотелось развернуться и сбежать, но я все стояла, прислушиваясь. Наконец, решившись, попыталась отпереть дверь. С облегчением поняла, что дверь отпираться не хочет. Значит, можно с чистой совестью убраться восвояси. Стоять! Еще одна попытка, и дверь подалась…

Затаив дыхание, я переступила порог чужого жилья и вобрала в себя его запахи. Странное чувство — кажется, тебя вот-вот схватят за руку и спросят… Или заорет сигнализация. Но все было тихо. Я перевела дух и шагнула внутрь. Слабый свет падал в прихожую с лестничной площадки. Оставить дверь открытой? Черт! Не знаю, вроде не так страшно. Но могут увидеть, или кто-нибудь зайдет, зато можно будет выскочить в случае чего… Я прикрыла дверь и постояла, привыкая к темноте. Впереди проявилась из темноты высокая белая дверь. Я сделала осторожный шаг, один, другой… Запоздало задумалась: а что я собираюсь сделать? Разбудить Елизавету? Извиниться за вторжение? Оправдаться? Дурацкая и нелепая ситуация. Уйти, пока не поздно? Но было уже поздно! В гостиной кто-то был, из-под двери пробивался слабый свет. Я услышала странные звуки, казалось, где-то капает кран. Кап, кап, кап… Жуткий глухой вязкий звук…

Я заставила себя войти. Горел торшер под красным абажуром. Мягкий неяркий свет выхватывал из темноты большой диван, на котором сидела женщина в белом… Не сидела, а полулежала, запрокинув голову. Распущенные светлые волосы, распахнувшийся купальный халат, красные пятна на белом… Елизавета! Звук падающих капель стал громче… Кап, кап, кап! Лужа крови у дивана, блики света на ее лакированной поверхности, вздрагивающей от падающих капель… Белый с золотым плоский айфон, выпавший из руки, отлетел к стене…

Я закрыла рот руками, стремясь удержать вопль! Колени мои подогнулись, и я опустилась на пол.

Не помню, сколько я так просидела и как сумела встать, цепляясь за стену. Помню только, как выскочила из квартиры и побежала вниз.

Через несколько кварталов я совершенно без сил упала на скамейку в каком-то сквере. Было совсем светло. В кустах пробовали голоса ранние птицы, на улице появились первые прохожие.