Отражение

— Спасибо, брат-полуночник, я просто говорю то, что думаю.

— В наше время это большая редкость.

— Говорить то, что вздумается, опасно в любое время, брат-полуночник. За честное слово можно попасть в тюрьму, лишиться жизни, а можно вылететь с работы и сдохнуть от голода. Что лучше: репрессии или закрытые двери? В обоих случаях ты проиграл. Правда колет глаза всем, и, коллекционируя правду о врагах, люди тщательно прячут правду о себе. И жестоко мстят тем, кто считает честность абсолютом.

— Получается, люди всегда будут страдать за честность и принципиальность?

— Во все времена и при любой власти, брат-полуночник. Так уж устроен человек.

— Грустно.

— Тогда давай послушаем весёлую, а главное — короткую рекламу. Ты не против, брат-полуночник?

Кирилл запустил рекламный блок и потёр пальцами виски — приближалась головная боль. Та самая, странная, словно от пролитой внутрь кислоты. Боль ещё не наступила, но Амон знал, что она придёт, поэтому и скомкал разговор. Но главное заключалось в другом: Кирилл вдруг понял, что боль приходит не просто так, что есть какая-то причина, и мучился, не понимая её.

— Итак, братья-полуночники, мы снова вместе и слушаем следующий звонок. Ты в эфире.

— Доброй ночи, Кирилл.

— Доброй.

— Я теперь слушаю только вас.

— У тебя великолепный вкус, брат-полуночник.

— Но сегодняшней темы я не понимаю. Слова одинаковы и днём, и ночью.

— Попробуй сказать «Я тебя люблю» днём или под звёздами. А ещё лучше: под звёздами на берегу моря.

— Вы сказали, что ночные слова наполняются силой Луны.

— Злые слова, — уточнил Амон. — А добрые становятся искренними.

— Это слишком сложно для меня.

— Но я рад, что ты позвонил, брат-полуночник. Я люблю радио, потому что оно — концентрированное слово. Нет видео, нет картинок — только слово. От меня — к вам. Вы слушаете и думаете. Концентрированное слово заставляет думать — ведь вас ничего не отвлекает, и этим радио похоже на книгу. Ты читаешь книги, брат-полуночник?

— Не часто.

— Книга — это слово, а слово — то, что было в начале. Когда не было картинок, не было видео, только слово, которое стало фундаментом Вселенной. Мир покоится на слове, брат-полуночник, и война начинается со слова. Тот, кто владеет словом, — владеет всем.

— То есть радио лучше, чем кино?

— Ты можешь поговорить с героем фильма?

— Нет. Но это и не требуется.

— И сравнивать несравнимое тоже не требуется.

Слушатель осёкся, помолчал и пообещал:

— Я буду думать над вашими словами.

— Мне приятно это слышать.

Кирилл хотел поставить какой-нибудь трек и получить несколько минут отдыха, но пришёл следующий звонок, и он машинально ответил:

— Доброй ночи, брат-полуночник, ты в эфире.

— Доброй ночи, Кирилл, это я, Сапожник.

— Доброй ночи, брат Сапожник, рад снова слышать.

— Взаимно, брат Кирилл. Я хочу сказать, что мне нравится сегодняшняя тема. Слово ночи… Это звучит. И ты хорошо рассказал о Луне… Помнишь её?

— Луну?

— Да.

— Я как раз смотрю на неё, — медленно ответил Амон, бросив взгляд в окно.

— А когда-то я пинал её камни.

— В мечтах?

— Да… Да, брат Кирилл, в мечтах… — Показалось, что Сапожник загадочно улыбается. Как человек, довольный тем, что его не поняли. — Будь добр, поставь «Танго "Чёрная каракатица"».

— Будем слушать его каждую ночь?

— Да… Оно сблизит сегодня нас. — Даген помолчал. — Поставишь?

— Безусловно.

— Спасибо, брат Кирилл.

Даген повернулся к мычащему от ужаса Борису и негромко сказал:

— Ты уйдёшь под очень хорошую музыку, толстяк со стальными яйцами. Но твой уход будет страшным.

И бросил взгляд на планшет: трансляцию смотрело почти восемьдесят тысяч человек, и их количество постоянно росло. Лайков пока немного, тысяч десять, но Даген понимал, что его больные поклонники ждут начала казни, и взялся за кнут.

В этот момент его уважение к смелому Борису исчезло, осталось лишь жгучее желание убивать.

— Посмотрим, жирный, выдержишь ли ты сотню ударов?

Эфир закончился, Кирилл традиционно пожелал слушателям мира, отключил микрофон, несколько секунд молчал, невидяще глядя перед собой, после чего рывком поднялся, выскочил из студии, добежал до туалета и склонился над раковиной. Думал, вырвет, но всё ограничилось неприятными спазмами.

А когда они прошли, рот неожиданно наполнился кровью.

Что происходит?

Эфир принёс обычный прилив сил, наполнил энергией, словно он не у микрофона просидел это время, а накачивался стимуляторами. Кирилл чувствовал себя готовым к марафону, к боксёрскому поединку за чемпионский пояс, к полёту в космос… Но всё закончилось головной болью, тошнотой и кровавой слюной.

И ощущением надвигающейся беды.

Беспощадным ощущением.

Из туалета Кирилл сразу вышел на улицу, хотя обычно прощался со звукорежиссёром, и остановился за проходной.

— Подруга опаздывает? — улыбнулся охранник.

— Иола не приедет.

— Решила отоспаться?

— На работе завал.

— Зато новенькая опять здесь.

Охранник кивнул направо, и удивлённый Кирилл разглядел под соседним фонарём давешнюю девчонку в очках. На этот раз она была одета в те же джинсы и кроссовки, но кофту сменила на блузку.

— Ого.

— Не ожидал?