Отражение

Впрочем, утруждаться не пришлось. Едва я подумала, что неплохо бы заполучить прямоугольник, как он сразу же скользнул мне в ладонь. Покрутив и так и сяк деревянную штуковину, но не найдя ничего интересного, вопросительно уставилась на кивинку. Та наклонила головку и выдала очередную порцию чириканья. Ее ответ я, естественно, не поняла.

– Письмо читать, капать кровь, – снисходительно выдала виверна, высунув из своей «норки» любопытный нос, чтобы спустя мгновение опять пропасть с внутреннего радара.

– Опять кровь! – вслух возмутилась я. – Сколько можно?! Неужели нельзя по-простому на листе бумаги в конверте с маркой?

Однако слезла с кровати и потащилась в кабинет. Вдруг там отыщется какой-нибудь острый предмет, чем я бы смогла покромсать палец. Нашелся. В ящике стола обнаружился футляр, в котором лежали лекарские самоочищающиеся иголки, как говорится, на любой вкус и цвет.

Выбрав ту, что поменьше, уколола указательный палец и приложила ранку к пластинке. Деревянный прямоугольник вспыхнул белым и расправился в руках бумажным листом, на котором чернели строчки, написанные округлым ясным почерком:

Агриппинушка, дорогая, я в ужасе! Сошелиар категорически отказался выслушать меня. Мы впервые за долгое время поругались. Сын тоже не желает разговаривать. Все идет совсем не так, как я думала. Боюсь, мы ничем не сможем помочь несчастным, и их повесят. Я не знаю, что делать.

Если у вас появились мысли, как спасти восьмерку, прошу, напишите на обратной стороне листа, затем сложите его четыре раза. Произнесите «фуго литерес» и добавьте капельку силы, а потом приложите к спинке кивинки. Она доставит письмо мне обратно.

Только помните, казнь состоится в восемь часов вечера. Времени совсем мало.

Уверена, у вас все получится.

Ваша Катарина

Я несколько раз перечитала письмо, а потом взглянула на часы. Половина первого, до рокового момента семь с половиной часов. Действительно мало.

– Ну же, думай, голова! Пирожок дам! – проговорила сама себе в надежде заставить мозги работать.

Однако умные мысли не спешили озарять меня.

Вот Непроизносимая, неужели мы ничего не придумаем?!

Стучаться к Альдамиру бессмысленно, вряд ли он захочет говорить со мной на эту тему, да и будет ли в покоях. Пытаться прорваться к Владыке тем более не получится. Не думаю, что четверо молодцов у двери захотят из-за меня подставить и свои шеи. Да даже если я чудом успею проскользнуть незамеченной мимо них и еще сумею отыскать Сошелиара, сомневаюсь, что он станет меня слушать. Раз уж из-за этого поссорился с любимой женщиной.

Страшно! Да я от самобичевания загнусь там же, рядом с помостом. Да я…

– Стоп! – дернула себя за прядь. – Хватит упаднических мыслей, стенаниями делу не поможешь! Солнце, помогай!

Виверна широко зевнула, демонстрируя богатый арсенал, а потом лениво выдала:

– Воля богов.

– Воля богов? – переспросила я.

Подруга кивнула и вновь исчезла.

– Блин, а пояснее выразиться не могла?! – Моему возмущению не было предела. – И как это понимать?

Воля богов, воля богов, воля богов…

Предопределение, что же это значит?

Так, воля богов, казнь, виселица. Виселица, казнь, воля богов. Воля…

Эврика! Как же я раньше не догадалась!

Пока умные мысли не испарились, схватила блокнот и карандаш, перенося идею на бумагу. Потом взяла письмо леди ду Милау и начала торопливо писать:

Приветствую, Катарина. У меня появились мысли.

Во-первых, прекратите истерику. Ни вам, ни ребенку от этого лучше не станет.

Во-вторых, кажется, я поняла, как можно спасти восьмерку. Только нужны знания и уверенность. Скажите, как на Торгоне относятся к божественному промыслу? Верят ли в его существование? Прислушаются ли? Будут ли оспаривать?

На этом пока все. Жду ответа.

Ваша Груша

P.S.: Выше нос, дорогая. И передавайте привет Искре.

Поставив точку, быстренько свернула письмо и побежала в спальню. Кивинка никуда не делась, о чем я втайне переживала, а преспокойно лежала на кровати, превратив скомканное одеяло в гнездышко.