Отражение

Девушка вытащила из-за пазухи обсидиан и сжала его в кулаке.

– Военные тревожат тебя сильнее, чем Аэрумы, да?

У меня заходили желваки.

– Да.

Кэт провела пальцем по витой оправе кулона.

– Что они сделают, если узнают о моей способности двигать предметы?

Она озвучила мои опасения.

– Наверное, то же, что и с нами, если узнают о наших. – Я накрыл ладонью руку Кэт с обсидианом и сжал ее пальцы, удерживая на месте. – Упрячут куда-то… или еще похуже. Но я этого не допущу.

– Как вы так живете? Постоянно ждете, что вас поймают на чем-то еще?

Я сжал ее пальцы сильнее.

– По-другому я не умею, никто из нас не умеет.

Она быстро моргнула и прошептала:

– Очень печально.

– Такова наша жизнь. – Я замолчал, огорченный ее внезапно погрустневшими глазами. – Но ты не думай об этом. С тобой ничего не случится.

Склонившись, Кэт приблизила свое лицо к моему.

– Ты всегда защищаешь других, да?

Я легонько стиснул ее ладошку и, положив руку себе под голову, откинулся на подушки дивана.

– Какой-то не особо радостно-праздничный разговор получается.

– Ничего. Хочешь еще молока или чего-нибудь?

– Нет, но не отказался бы кое о чем узнать.

Кэт вытянула ножки вдоль моих.

– О чем?

– Часто ты носишься по дому, распевая песни?

Девушка попыталась меня пнуть, но я поймал ее ступню.

– А теперь можешь уходить, – заявила она.

Я усмехнулся, разглядывая олений узор.

– Мне так нравятся эти носки!

– Пусти меня, – скомандовала Кэт.

– И даже не потому, что они с оленями или почти до колен. Оказывается, у них пальчики отдельные, как у перчаток.

Кэт пошевелила пальцами.

– А я такие люблю. И не смей их стягивать, а то спихну с дивана.

Я приподнял бровь и, разглядывая, покрутил ногу Кэт.

– Носки с пальчиками, ну надо же! Ди бы они понравились.

Кэт дернула ногой, и на этот раз я ее отпустил.

– Подумаешь! Уверена, есть вещи более отстойные, чем мои носки! И, пожалуйста, воздержись от комментариев. Это единственное, что мне нравится в праздниках.

– Единственное? А я-то считал, ты из тех, кто готов ставить рождественскую елку еще в ноябре, на День Благодарения.

– Вы празднуете Рождество?

Я бросил на нее бесстрастный взгляд.

– Да. У людей же это принято. Ди любит Рождество. Хотя, думаю, на самом деле ей просто нравятся подарки.

Кэт рассмеялась.

– Раньше я тоже любила праздники. Когда папа был жив, на Рождество у нас в доме обязательно была елка – я это обожала. Мы наряжали ее как раз в День Благодарения, когда смотрели по телевизору парад.

– Но?

– Но теперь по праздникам мамы никогда нет дома. И в этом году тоже не будет. В этой больнице она работает недавно, так что на нее сбрасывают все, что можно. – Кэт пожала плечами, но я видел, что это ее огорчает. Очень. – На праздники я всегда одна, будто какая-то пожилая кошатница.

Разговор свернул на неприятную для Кэт тему, и, увидев, как она расстроилась, я вспомнил, чем можно поднять ей настроение и вернуть блеск ее глазам.

– Так этот парень, Боб…

– Его зовут Блейк, и, пожалуйста, Дэймон, хватит.

– Ладно. – Я усмехнулся, заметив, как потемнел ее взгляд. – Не о нем речь.

– То есть?

Я пожал плечами и заговорил совсем о другом:

– Побывав у тебя в комнате, когда ты болела, я был очень удивлен.

Кэт подняла брови.

– Не уверена, что хочу знать, почему.

– У тебя на стене постер с Бобом Диланом. А я думал, тебе нравится что-нибудь вроде «Джонас Бразерс».

– Серьезно? Нет, поп-музыка – не мое. Я большая поклонница Дейва Мэтьюза и тех, кто постарше, типа Дилана.

Да уж, действительно неожиданно, и, зацепившись за эту деталь, мы продолжили говорить о музыке, а потом переключились на фильмы. Конечно, в итоге все кончилось спором, как же без него. Утверждать, что вторая часть «Крестного отца» лучше первой! Ничего ужаснее и придумать нельзя.

Часы летели, словно минуты. В конечном счете мы вытянулись по разные стороны дивана и через какое-то время задремали. Мы спорили, смеялись, как обычные люди. Все было просто чудесно. Даже не припомню, когда в последний раз так расслаблялся.

В какой-то миг я закрыл глаза, а когда открыл, не мог понять, сколько проспал. Наступил поздний вечер, наш разговор сам собой затих, и я постепенно погружался в благостное состояние между сном и явью. Сквозь ресницы я видел, что Кэт за мной наблюдает. Черты ее лица были нежными и безупречно прекрасными.

Внезапно девушка поднялась, стащила со спинки большое лоскутное одеяло и набросила мне на ноги. Я думал, потом она уйдет, но Кэт взяла второе и укрылась сама.

Еще одна небольшая победа.

– Спасибо, – пробормотал я, снова закрывая глаза.

– Я думала, ты спишь, – помолчав, отозвалась она.

– Почти, но ты меня разглядываешь.

– Вовсе нет.

Я прищурился.

– Ты всегда краснеешь, когда врешь.

– Неправда.

– Будешь врать дальше, мне придется уйти, – предупредил я. – Кажется, моя добродетель под угрозой.

– Добродетель? – Кэт фыркнула. – Скажешь тоже.

– Знаю я твои штучки. – Я с ухмылкой снова опустил веки. Из телевизора фоном продолжала звучать позабытая музыка. Я понимал, что в любом случае скоро придется вставать. Нехорошо выйдет, если ее мать вернется и застанет меня рядом с дочерью на диване. Меня же почти сморило.